Москаль

Полковник полез в кофр, стоявший рядом с подушкой, и достал оттуда небольшую черную рацию и передал заказчику.

– Ничего не трогайте, тут одна волна, ошибиться или не понять невозможно, нажимаете – я на связи, и наоборот, вы на связи, понятно?

Дир Сергеевич попробовал.

– Действительно, очень просто. Ну, ладно, я пойду, скоро он уже проблюется.

Перед тем как покинуть ковровую нору он спросил у Джовдета.

– Вы что-то подсыпали в плов Елагину?

– Нет.

– Значит, повезло.

Абдулла усмехнулся.

– Мы в любом случае нашли бы способ, как с вами переговорить.

Когда изможденный, но довольный собой майор вернулся к столу, Дир Сергеевич уже спокойно попивал чай, ведя медленную, беспредметную беседу с замкнутым, неестественно сильно потеющим Рыбаком. Роман Миронович несколько раз порывался вручить послание собеседнику, но каждый раз что-то его останавливало. Совесть! Откуда у меня совесть?! – удивленно думал Роман Миронович. Дир Сергеевич поглядывал по сторонам, на широкой веранде кроме них находились еще две компании, все почтенных бородатых людей с загорелыми лицами. Они помалкивали, сомкнув очи, держа у виска чубуки своих кальянов. Журчал невидимый арык, верещала невидимая пичуга. По скудно мощенной улице, переваливаясь с колеса на колесо, пробирался старинный советский грузовик. Можно было бы сказать, что время остановилось, но Дир Сергеевич не согласился бы. Ему казалось, что оно наоборот, невидимо набирает свой неуловимый ход.

– Скажи, Саша, а тебе не кажется, что за нами следят?

– Нет, Митя. Кому тут за нами следить. И зачем?

– И верно.

2

Патолин с Кастуевым нервничали, как режиссеры перед премьерой. Кажется, все было предусмотрено, обо всем позаботились, но вместе с тем точила мысль, а вдруг не все. Бог знает, на что может обратить внимание въедливый московский шеф. Его зрение может оказаться настолько же вывернутым, как и его характер. Раз за разом они подходили к «перископу», подолгу наблюдали за немой, неторопливой жизнью «блок-поста». Вроде бы все натурально, но вдруг «он» припадет глазом к отличной немецкой оптике и заорет: не верю!

Бобер с братьями Савушкиными прочно обосновался в кишлаке Рустема, там они занимались примерно такой же дрессурой группы артистов, какой занимался здесь Патолин. На их совести были и убедительные пограничники, и «банда террористов». Исполнителей поставлял, как уже говорилось, Рустем. И очень веселился, наблюдая за военно-театральной муштрой. Местных парней учили подкрадываться так, чтобы было видно, что они старательно подкрадываются в тот момент, когда на них падет взгляд Дира Сергеевича. Плохо, если сделают так, как обычно, то есть подкрадутся скрытно, и московский инспектор их совсем не увидит. Вообще-то общая роль «банды» предполагалась короткой. Пробежать по открытой местности метров двести, засесть за камнями, так, чтобы было хорошо видно из штаба, и начать стрельбу из подствольных гранатометов. Для соответствующих взрывов в лагере все было готово. Даже если синхронизация будет не идеальной, ничего, детали канут в общей канонаде и пожарах. Для них тоже все готово.

Патолин глянул на часы.

Кастуев сказал.

– Часа через полтора, я думаю. Или быстрее. Они вылетели с рассветом.

Берега реки занимало на редкость прозрачное, даже для этих незамутненных воздушных пространств, утро. Кажется, стоит только заговорить с горами, даже шепотом, и они охотно ответят.

Полчаса назад укатил Кляев с Тахиром и Кривоплясовым. Патолин и Кастуев прохаживались по каменной площадке перед штабными пещерами. Все команды были отданы, дальнейшее внимание могло только разнервировать исполнителей.

Пережить бы этот денек, и можно в отставку, такая примерно мысль бродила в головах «режиссеров».

Кастуев в очередной раз не удержался и подошел к окуляру «перископа». Патолин хотел было сделать ему ядовитое замечание по поводу перестраховки, но вместо этого присел рядом. Все было как всегда. Искрится неровная поверхность проносящейся воды, дальше ряды кое-как натянутой, но все же колючей проволоки, белые, приземистые бараки-казармы, мачта с флагами, они повисли так, что и не разберешь, в чью честь повешены. У мачты открытый джип, с такого расстояния не догадаешься, что это лишь экспонат. Голые по пояс бойцы чистят зубы у цистерны с десятью сосками. Перебрасываются фразами, тыкают друг друга локтем под бок. Тут же неподалеку открытая столовая – гордость Патолина – никаких тебе супниц на столах и ломтей черного хлеба. У каждого бойца поднос, и перед ним пять судков, откуда длинными ложками надо накладывать всякую дрянь, вроде цветной капусты и т. п. Отдельно, так, чтобы нельзя было не увидеть, кувшины с ярко-апельсиновым соком, известно, что американские войска и их союзники без него не воюют. Это как горючее для танков.

– Как ты думаешь, Игорь, Дир умеет читать по губам?

– А что?

– Много болтают, такое впечатление, что угадываю какие-то слова.

– Да пусть хоть матерятся, солдатня. Стой, стой, стой, а это, что за тип?

Кастуев чихнул.

– Кого ты имеешь в виду?

– Вот этот, что хлещет фанту прямо из кувшина?

Кастуев опять чихнул.