Москаль

– Вспомни Калинский проспект, или как его сейчас называют, Новый Арбат.

– Вспомнил.

– Так вот, москвичи придумали ему презрительное наименование – Вставная Челюсть, а для москалей, увидевших его в те времена, когда он только-только был воздвигнут, Калининский представлял собой символ современности, продвинутости вперед, приобщения к мировому архитектурному мейнстриму. Москвичи тряслись за свои хваленые московские переулки, а москалей грело то, что их столица ни в чем не уступает заокеанским Бродвеям. Кстати, большинство москалей, живут совсем и не в Москве. Раньше их называли московитами. Москали не обязательно русские по крови. Беринг и Багратион были именно москали. Москали, а не москвичи построили державу, если хочешь знать. Москвич сыт и бесперспективен.

Майор слушал и не слушал разглагольствования шефа. Слушал, потому что надеялся, что сквозь необзательный, прихотливый треп прорвется ненароком какая-нибудь полезная деталь, и не слушал, потому что непрерывно вертел в сознании ситуацию там, на берегу Элевента. Во время последнего разговора Елагин обещал Игорю, что сделает все возможное, чтобы взгляд «наследника» был по возможности запорошен предваряющей информацией об объекте. Этим майор и занялся во время подлета Ми-4 к району предполагаемых кровавых событий.

– Где Афганистан? – спрашивал Дир Сергеевич прилипая носом к стеклу. – Вон там, за рекой? Это Вахш, или как его, Пядж? Не Пяндж?

– Это не Вахш и не Пяндж, – терпеливо объяснял майор, это один из притоков Вахша, то есть Пянджа. Ты запутал меня, Митя. Граница не повсюду проходит строго по этой реке.

– Эти горы еще Таджикистан, а там уже…

– Правильно, Афганистан. Мы сейчас летим вдоль границы. Забираемся в горы. Слышите, как изменился звук мотора? Высокогорье.

Дир Сергеевич кивал, хотя не был уверен, что уловил указанное изменение.

Река переливалась внизу, как будто сплетенная из нескольких ниток расплавленного серебра. Пепельно-серая каменистая равнина разлеглась и на юг и на север от нее. Сзади и слева от стрекочущей скорлупы с мотором дышали сознательной белизной горные вершины. Воздух был чище, чем это требовали нужды зрения. Отчего сердце время от времени робело и как-то беспредметно спохватилось, обнаруживая себя в центре такой разреженности и прозрачности.

– И ни человечка. Здесь никто не живет, – удивлялся Дир Сергеевич, но это было не совсем справедливо. Они видели и поселение в четыре дома без крыш, то есть заброшенное, и одинокий грузовик, непонятно как забравшийся в эти места.

– Грузовик с вершины Килиманджаро! – шептал московский гость-инспектор.

Заканчивалось большое путешествие, стартовавшее в Домодедово двое суток тому назад. Майор ввалился в салон в последний момент, ему даже думать не хотелось, что могло бы быть, опоздай он. Впрочем, он однозначно решил для себя, если не успеет, то просто позвонит Диру и расскажет все открытым текстом. С каждым шагом и днем эта история все больше начинала напоминать Вавилонскую башню – грандиозно, сложно и бессмысленно. Уже находясь на борту, Елагин, выпив коньяка, решил, что он осознанно «расколется», если «наследник» хотя бы намекнет, что о чем-то догадывается. Сам его внезапный порыв в сторону Памира говорил о многом. Еще один ехидный, намекающий звук, и со всей этой ерундой можно будет завязывать.

Чем это грозит начальнику службы безопасности? Он перестанет быть начальником службы безопасности, только и всего! Тоже мне, потеря!

Моральный долг перед Аскольдом? Он уже не ощущался так остро. Тем более после неудачного самоубийства Клауна, стало ясно, что все разрешится и без его, майорова, внимания. Стена непроницаемости рухнула, теперь нужно просто разобрать обломки, и суть обнажится сама собой. Дело до конца доведет и Рыбак, и Патолин, любой третий товарищ. И уже все равно – жив старший Мозгалев или не жив.

Так зачем тогда вообще тащиться с младшим Мозгалевым в эту дурную турпоездку? Просто привычка доводить все до конца? Чепуха! Есть ли рациональные причины не торопиться с саморазоблачением? Или просто влечет за собой простая инерция уже начатого дела?

Ну, узнает «наследник» прямо сейчас, что его в очередной раз собираются надуть, – его действия? Ладно, разозлится, закусит удила и устроит побоище реальное, а не подставное? Опять-таки – чепуха. Не станет же он расстреливать ни в чем не виноватых третьесортных кавеэнщиков. Нельзя же убивать людей только за то, что они назойливо бездарны. Честно говоря, просто нет сил для резких движений. Объяснений с Диром, саморазоблачений. Нет сил. Нет сил для элементарного предательства, то есть для звонка каким-нибудь местным начальникам, если они водятся в здешних горах.

Как ни удивительно: самое простое, это довести до конца план мистификации. Если все будет как следует разыграно перед глазами и под носом «наследника», он надолго удовлетворит свою извращенную жажду. Он будет соучастником преступления и угрозой разоблачения его роли в этом деле, его можно будет удерживать от других подобных дел. Да и выиграна будет уйма времени, а время меняет расклады.