Москаль

– А что касается моего исчезновения… В каком-то смысле – сам виноват. Потерял форму, расслабился, слишком доверился некоторым людям. То дело, которым я занимаюсь, не терпит такого отношения. Так что я Клауна и компанию даже не очень виню. Природа бизнеса не терпит пустоты. Эти ребята протянули руки к тому, что, как им показалось, плохо лежит. Я вовремя очнулся. Вернее, уже не вовремя. Обычными средствами уже было не обойтись. Пришлось выкидывать фортель. Пойти на большой и, главное, длительный блеф. Нервы у них в конце концов не выдержали. Они начали грызть друг друга. Мне очень помог Петя Нечипоренко, он, правда, полковник украинского МВД. И если бы не такой финал, могла бы получиться интереснейшая и веселая история.

Аскольд Сергеевич поднял бутылку и вытряхнул остатки водки себе в стакан. Поднял его, посмотрел сквозь него на громадные здешние звезды, потом разделил дозу со стаканом майора. Выпил, не чокаясь и не предлагая тоста.

– Знаешь, я рад, что Митя не прочитал этого письма, с него довольно и всего остального. Трудно объяснить, но если бы он его прочитал, мне было бы намного хуже, чем сейчас. Это ведь я направил Рыбака в Дубно. Я знал, что он должен оттуда привезти. Правда, не предполагал, что это будет именно собственноручное послание. Думал, – сообщение на словах. Вообще сейчас плохо представляю, как собирался воспользоваться этой историей. Кого хотел обжечь? Мать, что ли? Всю жизнь на нее обижался за отца. Я ведь все отлично помню. Конечно, в пять лет я только видел, но не понимал. Они приходили по ночам, а я не спал. Не знаю почему, но не спал. Потом, позднее, с возрастом стало наплывать жуткое понимание, что там происходило, за занавеской. Ты знаешь, и я стал его, Митьку, ненавидеть за то, что он живет без всего этого. Что он ничего не знает. Как будто у них с матерью отдельная от меня семья. Я мечтал отомстить за мать, но и за отца мечтал отомстить. Так все сплелось. Я ведь и не женился из страха перед тем, чем может оказаться семья. Потом как-то подзабылось, затушевалось в душе, потом опять разгорелось. Причем из-за него, из-за Митьки. Вся его жизнь была как плевок в мою сторону. Я все тащил на своем горбу, не только заработки я имею в виду, всю семейную телегу, со всем родимым навозом, а он порхал, философ. Невозможно представить себе более беззаботной жизни. И он еще и презирал меня, и не скрывал, что презирает. И правильно, при всем при том у него была семья, а я как обсевок, я вне! Ну, как я мог с ним сквитаться?! Его жена брала у меня деньги, а он упорно не замечал ничего. Не притворялся, что не замечает, это бы меня устроило, он и правда не замечал. Этого я вынести не мог. Пришлось, черт побери спать с его женой, но даже это никакого не приносило облегчения, потому что мне на нее было наплевать. Кстати, она единственная, кому я не рассказал о том, что ничего со мной не случилось. Тут же бы раззвонила. Даже мать знала, старушка. Один раз я даже звонил ей домой, когда ты там сидел, Александр Иванович. Да, да. Какова выдержка у старого кадра, у Клавдии Владимировны!

Майор поднял стакан и выпил, можно было понять, что за бабушкину выдержку.

– А когда родился Мишка… Это стало совсем невыносимо. Первые пару лет он не обращал на него никакого внимания, и я практически не ревновал. Но потом произошло самое страшное – мой сын жутко привязался к моему брату. Сыновья редко так любят своих отцов. Все мои подарки, все мои ухищрения, все коту под хвост. Я ни в малейшей степени не мог его заинтересовать. Как бы Светка не подпихивала нас друг к другу. А Митька витал, болтал, ничего не замечал из того, что творится у него под носом, и был счастлив и обожаем моим ребенком. Светка все время порывалась уйти ко мне, только я не давал ей этого сделать. Мишу пришлось отправить учиться в Англию, на нейтральную территорию, пусть поотвыкнет.

– Он звонил ему.

Аскольд Сергеевич протянул руку в темноту, и почти мгновенно у него в пальцах оказалась еще одна бутылка.

– Понимаю, это жуть, конечно, но с этим ничего уже нельзя было сделать. Все равно бы узнал. Света не сдержалась бы.

Аскольд Сергеевич медленно, задумчиво откупоривал бутылку, свинтил пробку, но еще некоторое время после этого проворачивал пробку на горлышке.

Майор слушал этот цыплячий звук и радовался тому, что вокруг так темно и генералу не видно его сияющего лица. Всего пару часов назад, в самый разгар поисков тела Дира Сергеевича, унесенного потоком куда-то вниз по течению, до него дозвонилась Джоан и сообщила, что с Колей все в порядке, что он у нее и очень этому рад и что она не собирается в ближайшее время никуда уезжать из России. А Тамара уже лежит в хорошей клинике и сладко спит под капельницей. Майор слушал пьяную исповедь старшего Мозгалева, и радость перемешивалась в его душе со стыдом. Ну, невозможно же, чтобы одному человеку было так хорошо, когда другому настолько плохо!

– Давай, выпьем, Александр Иванович. Остается надеяться, что смерть его была безболезненной.