Москаль

– Ну, уж ты не молчи, Миш, если ты знаешь, должен знать и я, – сказал Дир Сергеевич ненормально ровным голосом. Сын проговорил быстро, как перебегают по камушкам ручей, чтобы не свалиться, остановившись.

– Мама говорит, что мой отец дядя Аскольд.

Дир Сергеевич зачем-то кивнул.

– Что ты молчишь, папа?!

– Я не молчу.

– Ты молчишь, папа!

Дир Сергеевич потянулся, чтобы снять очки, но раздумал.

– Папа, я все равно тебя люблю, ты все равно мой отец. Я не верю. Мама на тебя обиделась и зачем-то это говорит. Она уже скоро приедет, и я ей скажу… я не хочу! Так не бывает!

Глотнув несколько раз непокорный воздух неловко открытым ртом, отец сказал:

– Я тебе позвоню.

И зашвырнул трубку в направлении горной гряды, ему были в этот момент отвратительны и высокая неподвижность, и кристальная белизна.

7

То, что Дир Сергеевич претерпел сокрушительный разговор с сыном, поняли все, хотя никто, конечно, не знал деталей. И никто не знал, как себя следует вести. И в каких действиях вообще есть теперь потребность.

Кривоплясов выглядывал из каменной норы, стоя на четвереньках и, кажется, собирался отступить поглубже внутрь горы, чтобы там укрыться от необходимости участвовать во всем этом мутном кошмаре.

Майор продолжал переживать свой телефонный разговор по поводу своего сына. Он переводил взгляд с одного из присутствующих на другого, и с крепнущей тоской в сердце понимал, что так и не может понять, что же ему теперь делать. Не делать ничего было невыносимо!

Рыбак почесывал подбородок уголком письма и тоже страшно тосковал, что наступивший момент еще меньше годится для передачи послания, чем все предыдущие. А ведь уже почти не осталось времени, и у него строжайшие указания на этот счет.

Патолин пил теплую воду из пластиковой бутылки, закрыв глаза. Кастуев стоял с протянутой к бутылке рукой.

И тут в самый центр немой и перенапряженнлой сцены прилетает пыльный грузовой джип с тремя озабоченными господами, двое в кабине, один с автоматом в кузове.

– Где Тахир? – крикнул Рустем недовольно.

Всем было не до него и, конечно, не до его брата.

Кастуев, более других посвященный в семейную ситуацию «хозяина Памира», взял объяснения на себя.

– Тахир уехал.

– Как уехал?

– На своей машине. С Кляевым.

– С ученым?

– Да, с ученым.

Рустем размазал по лицу полосы потной грязи, в которую превратилась пыль.

– Зачем ты его отпустил?!

– Кого?

– Тахира, кого?!

Бобер наклонился к напившемуся Игорю и тихо пояснил:

– Рустем считает, что Тахир ненормальный, над ним все смеются в кишлаке, ему нельзя уезжать.

– Ты что не понял, у него плохая голова?! – Рустем непреднамеренно навел на Кастуева свой «калашников».

В этот момент опять запиликал узел связи. Все невольно посмотрели в его сторону. Вторую, оставшуюся в наличии трубку взял Рыбак, оказавшийся ближе всего к аппарату. Выслушал, подвигал ногтем большого пальца обширный свой нос.

– Ну? – был обращен к нему общий немой вопрос.

– Звонил некто по фамлии Стефаник.

– И?

– И просил передать вам, Дир Сергеевич, что он белорус. И все дети его – белорусы.

Елагин и Патолин, конечно, поняли, о чем тут речь, но Игорь не видел, как приступить к объяснению, а майору было плевать, будет что-нибудь объяснено или нет.

– И это не все, – вдруг бодро отрапортовал Роман Миронович, – вам еще и пакет. Письмо, Дир Сергеевич.

В этот момент младший Мозгалев тоже добрался своим оглушенным сознанием до сути сообщения и резко подбежал к пункту связи. Рыбак сунул ему письмо, думая, что «наследник» стремится немедленно приступить к чтению. Дир Сергеевич матерно выругался в трубку и швырнул ее в еще большей ярости, чем давеча первую. Она расколошматилась о свод пещеры, в которой ховался Кривоплясов.

– Смотрите! – крикнул кто-то.

– Это вертолет! – первым сообразил Бобер.

– Это Тахир возвращается? – цепко схватил Кастуева за предплечье Рустем.

– Какой еще тут может быть вертолет? – спросил совершенно растерянный Патолин.

– Это не ваш? – спросил майор Рыбака.

И тут на первый план выступил Дир Сергеевич. Облик его был нелеп и угрожающ.

– Это наш вертолет. Второй наш вертолет. Настоя-ящий вертолет. Военный. С боезапасом. Представление начнется не вечером, Саша, представление начнется сейчас. Прямо сейчас! И мы всех этих юмористов и белоруссов… А я пойду полюбуюсь, на бережок. Кто тут съемочная группа, пошли со мной! Не хотите, как хотите! Я сам!

Дир Сергеевич наклонился к своему кофру, расстегнул его и вынул оттуда компактную видеокамеру.

– Ну, хватит, – мрачно и решительно сказал майор, шагнул к «наследнику», беря его за правое запястье. Кастуев синхронно овладел левым.

– Игорь, достань у него рацию. Во внутреннем кармане.

Вертолет был уже недалеко, через минуту, другую ему предстояло пройти над «штабом», а там уж буквально триста метров и до лагеря.

– Говори, Митя, как нам с ними связаться и какую дать команду, чтобы отменить всю твою дичь?

Дир Сергеевич шипел, извивался.

– Да он ничего плохого не задумал, – крикнул из-за спин навалившихся Кривоплясов, – никакой стрельбы по лагерю не будет. Это все шутка.

– Какая шутка?! – прошипел Елагин.