Московская историческая школа в первой половине XX века. Научное творчество Ю. В. Готье, С. Б. Веселовского, А. И. Яковлева и С. В. Бахрушина

В традиционном ключе был составлен курс по русской историографии[661]. В нем автор в традициях Московской школы рассмотрел развитие исторического знания в контексте эволюции общественно-политической и философской мысли. Вначале историк охарактеризовал наиболее, с его точки зрения, важные пособия по истории исторической мысли. В первую очередь он выделил книгу П.Н. Милюкова, считая, что тот дал «очень хороший разбор историографии XVIII в.». Анализируя развитие исторической мысли XVIII в., Готье большое внимание уделял работам В.Н. Татищева и М.М. Щербатова, считая, что они предприняли первые попытки синтеза исторических фактов[662]. Другого историка XVIII в., Н.И. Болтина, ученый рассматривал как исследователя, давшего первую критическую попытку осмысления русской истории. Значительное внимание было уделено деятельности немецких историков Г.Ф. Миллера и А.Л. Шлецера, чей вклад в русскую историографию был признан значительным. Работы Карамзина Готье оценивал не очень высоко. По замечанию В.В. Галахова, с точки зрения Готье: «Карамзин более крупная величина в литературе, чем в истории»[663]. Первой школой в русской историографии ученый называл «Скептическую школу». Далее в курсе лекций историка появились пробелы. Интересной мыслью стали рассуждения Готье о марксистском направлении в исторической науке начала XX в. «Ранее других Готье остановился на марксистском направлении в русской историографии. К этому, на его взгляд обособленно стоящему течению, относятся Н.А. Рожков и М.Н. Покровский». Он негативно оценил их деятельность[664].

Большой интерес представляет курс лекций по истории южных славян, опубликованный литографическим способом[665]. Для историков Московского университета было характерно внимание к истории славянских народов. Причем курсы лекций читались зачастую историками-русистами, что придавало им актуальную связь с русской историей[666]. Так, лекции по славяноведению читались Н.А. Поповым, М.К. Любавским, большой интерес к славянской истории проявлял П.Н. Милюков. Этот факт можно расценить как еще одну специфическую черту Московской школы, отличающую ее от Петербургской, где историю славян не читали местные специалисты по русской истории. Таким образом, курс Готье вполне органично вписывался в педагогическую традицию Московской школы.

В самом начале автор сразу указал на то, что в его лекциях связь южных славян и Руси – один из лейтмотивов. Именно это и оправдывает, в его понимании, выделение славяноведения как особой дисциплины: «…История некоторых славянских народов… протекала по временам в очень тесной связи и в тесном взаимодействии с русской историей. Вот та исходная точка, которая должна, на мой взгляд, определить и оправдать то особое внимание, которое наше университетское преподавание уделяет истории славянства»[667]. Более того, из-за той неоднозначной роли, которую сыграли славянские народы в текущей мировой войне, внимание к ним только увеличивалось[668].

Славянскую историю автор делил на два периода: до турецкого завоевания и эпоху турецкого владычества, включавшую и XIX в., который стал временем возрождения сначала сербов, а потом болгар «к исторической жизни». Готье признавал, что первоначально южные славяне опережали Русь в историческом развитии и значительно влияли на культурную эволюцию русского общества. Но «несколько веков спустя Россия с избытком уплачивает свой исторический долг балканским народам, ее главным образом усилиями и трудами возвращаются они к исторической жизни»[669].

На первом этапе российская поддержка носила исключительно религиозный характер, но, начиная с Петра I, целью русского покровительства стало освобождение славян от османского владычества. Как только Россия достигла в своих устремлениях заметных успехов, по мнению историка, ей пришлось столкнуться с новым соперником на Балканах, с германством[670]. Таким образом, Готье в какой-то мере принимал популярный пассаж об историческом соперничестве германских и славянских народов, столь характерный для общественной и исторической мысли конца XIX – начала XX в.