Московская мозаика

Такова официальная версия биографии художника. Получалось, будто творческое наследие Никитина, ставшее символом возрождающейся от средневековья России, и его жизненные убеждения - не одно и то же. Противоречие, мимо которого трудно пройти. Ведь если так сказочно быстро расцвела русская культура в условиях петровских лет, если она так стремительно догоняла Европу, переживая десятилетия за считанные годы, значит, она была подготовлена к новому затаенной своей жизнью, ждущей малейшего повода, чтобы прорваться наружу, заполонить все своими побегами.

Искусство Никитина - одно из ярчайших явлений русской культуры. Это действительно чудо, свободный и размашистый шаг вперед. Так неужели все, что создано живописцем, лишь радужная пленка над глухой глубиной ничем не потревоженных в своем вековом застое традиций! Пожалуй, правильнее всего было бы назвать эту загадку психологической. Такие встречаются у историков искусства не слишком часто, да и как их ставить перед собой, когда от объекта изучения тебя отделяют десятки, а то и сотни лет.

И еще одно. Почему правительство Анны Иоан-новны, глубоко безразличное, если не враждебное к реформам Петра и идеям просветительства, с такой яростью защищало именно Прокоповича, их теоретика и глашатая, обратив против Никитина и его товарищей всю силу аппарата государственного сыска?

В 1722 году, на острове Котлине, близ Петербурга, пишет Иван Никитин с натуры этот портрет Петра I.

Впрочем, биографы принимали во внимание те психологические посылки, которые могли способствовать происшедшим в Никитине переменам. Возвращаясь в Москву, художник тем самым попал в среду местного духовенства, которое отличалось редкой, неуемной воинственностью в отношении всех совершавшихся перемен. Возможно, сказались и годы, проведенные Никитиным в патриаршем хоре, где он и сам пел, и, как опытный певчий, обучал молодежь. Правда, одновременно или почти одновременно - историки не устанавливали точных дат - он преподавал цифирь и рисование в Артиллерной школе. Но ведь это совсем не обязательно должно было уничтожить влияние церковной среды! К тому же известна постоянная связь Никитина с двором царицы Прасковьи, вдовы брата Петра I, которая, по утверждению многих историков, была оплотом всех консервативных настроений. Иной характеристики вдовой царицы в литературе и не найти. Приписываемая ей приверженность к старым порядкам породила у историков предположение о ее активной политической роли, чуть ли не прямой оппозиции правлению Петра I. Появляется понятие «Измайловской жизни», где усилиями семьи Иоанна Алексеевича поддерживается дух царских теремов. Самая связь с двором Прасковьи стала рассматриваться как определенная политическая принадлежность.

Все это звучало бы достаточно убедительно, если бы не откровенная доброжелательность Петра к невестке. Враждебно относясь к своей первой жене, он использовал царицу Прасковью для официального представительства, когда на приемах, торжественных выходах или празднествах должна была присутствовать женская половина царской семьи. Празднуя в 1703 году очередную победу над шведами, Петр I отдает распоряжение всем являться с поздравлениями к Прасковье и дарить ее по этому случаю золотыми и серебряными вещами. К ней в Измайлово приглашает он иностранных гостей и чуть не ежедневно наезжает сам со своей буйной свитой. Царица Прасковья принимает в Измайловском дворце и не пропускает ни одного празднества в Немецкой слободе, она постоянная участница всех ассамблей.

Надо ли вспоминать, как ненавистен был Петру дух косности, как подозрителен он к каждому самому ничтожному его проявлению! Что же могло побудить царя столько лет закрывать глаза на действительные настроения своей родственницы? История знает слишком убедительные примеры, когда никакие семейные узы не останавливали Петра перед самыми жестокими расправами, и дело не в одной царевне Софье. Он не менее круто обошелся с другими сестрами по одному не подтвержденному никакими фактами подозрению в сочувствии узнице Новодевичьего монастыря. А ссылка и пострижение первой жены или суд над старшим сыном, царевичем Алексеем! Так что же, ошибка Петра или просчет историков?