Это был, пожалуй, самый мелочный, головоломный и бесконечно долго тянувшийся поиск. Среди налоговых ведомостей московских церквей, росписей принадлежавших им земель, специальных переписей причетников с семьями - патриархия не склонна была упускать ничего из принадлежавших ей иму-ществ, - завещаний, актов купли-продажи я порой теряла всякую надежду разобраться в попах Никитиных. Сколько же их было в эти годы в Москве! И сколько раз приходилось возвращаться к уже просмотренным документам, проверять и перепроверять, чтобы окончательно удостовериться, о каком именно Никитине идет речь, не потерять единственно нужного в толчее беспрерывных переходов попов с места на место, из прихода в приход. Достаток их был невелик, и, обремененные многочисленными семьями, они метались в поисках чуть большего заработка, более щедрого покровителя, а то и вовсе большей огородной делянки.
Однако Никиту Никитина, отца художника, не постигла такая участь. Вместе со своим зятем, мужем сестры, попом Петром Васильевым оказался он в числе тех немногих церковников, которые не только не выступали против петровских нововведений, но полностью и очень деятельно приняли сторону молодого царя. Никите Никитину Петр поручает ежедневный надзор за заключенной в Новодевичий монастырь царевной Софьей. И до сих пор неподалеку от Новодевичьего монастыря существует Саввинский переулок, по названию церкви, где священничество-вал Никита и откуда ежедневно наезжал к царевне. Петр Васильев становится духовником - исповедником царя и настоятелем кремлевского Архангельского собора. Петр питал к нему особую симпатию и после самых тяжелых сражений находил минуту, чтобы написать остававшемуся по болезни в Москве Васильеву о победах.
После сравнительно ранней смерти Никиты Никитина Петр Васильев взял на себя заботу о его сыновьях, и нет ничего удивительного, что художник знал всю царскую семью и имел возможность писать ее портреты. По-видимому, именно в эти годы Иван Никитин сблизился с Прасковьей Федоровной, ее дочерьми, составлявшими тогда женскую половину семьи Петра. Теория об «оппозиционных связях» художника с царицей Прасковьей определенно не выдерживала проверки фактами.
Но с кем бы ни сблизился художник по приезде в Москву, неоспоримым было то, что он сюда вернулся. Захотел приехать или вынужден был приехать - снова вопрос. Никитин числился придворным портретистом. Никаких свидетельств об увольнении его из этой должности после смерти Петра I нет. Значит, ни о каком свободном выборе, где жить, не могло быть и речи. Художник оказывается в Москве? Безусловно, потому что в Москву в 1727 году переезжает двор и задерживается здесь на несколько лет. Но зато от внимания историков ускользнул тот факт, что Никитин постоянно ездит в Петербург, работает в своей петербургской мастерской и сохраняет именно там учеников, не набирая их в старой столице. Где же найти более веское доказательство, что его планы на будущее отнюдь не связаны с Москвой. Но если все складывалось совсем иначе, чем считали биографы художника, то не имеет ли смысла попытаться заново пересмотреть и самое «Дело Родышевского»?
«Делу Родышевского» не приходилось сетовать на равнодушие исследователей. О нем часто вспоминали, писали даже специальные труды, правда исключительно в церковной периодике прошлого столетия. Из всех них явствовало, что суть дела заключалась в расхождениях и спорах богословского характера.
Вероятно, у человека прошлого века с еще живыми религиозными представлениями, действующей церковью, знанием теологии это не вызывало ни малейших сомнений. Споры о вере постоянно вспыхивали на Руси, и каждый знает, какими потоками крови, разливом междоусобиц, взрывом насилий и казней отмечалась борьба за верность идеям христианства. Другое дело - наше время. С позиций второй половины XX века сразу же возникает вопрос: почему спор о вере должен был решать тайный сыск, почему богословскими тонкостями занимались не имевшие ничего общего с церковью чиновники во главе с бывшим денщиком Петра I, печально известным своей нечеловеческой жестокостью Андреем Ушаковым, а возглавлявший все церковные учреждения Синод остался в стороне? Так было принято? Вовсе нет. В компетенцию Синода с момента его основания не вторгалось ни одно государственное гражданское заведение, ему одному поручались все связанные с церковью и религией вопросы. Другое дело, что вынесенный Синодом приговор осуществлял в дальнейшем государственный аппарат. А в «Деле Родышевского» ни одного упоминания о Синоде, ни малейшей связи или переписки с ним нет. Случайностью такое положение не объяснишь.