Московская старина: Воспоминания москвичей прошлого столетия

Деятели сцены, будь то представители драмы, оперы или балета, всегда обращают на себя особое внимание общества, что неизбежно связано с их профессией, а жрицы Терпсихоры, особенно близкие культу грации и красоты, более других. Неудивительно поэтому, что они и в описываемую эпоху увлекали посетителей театра, и не только талантливостью, а именно внешней красотой в широком ее понимании. В молодых миловидных танцовщиц влюблялись тогда очень легко и совершенно серьезно. Мне вспоминается длинный ряд браков, удачных и неудачных, в большинстве, однако, счастливых, которыми заключались ухаживания и романы, возникавшие в шестидесятых годах между членами московского интеллигентного общества в разных его классах и балетными барышнями. Эти ухаживания, в особенности когда они относились еще к не оставившей театральное училище воспитаннице балетного отделения, уже выступавшей публично на сцене, принимали странные, часто забавные, нередко наивные и во всяком случае увлекавшие обе стороны формы. Воспитанниц театральной школы в то время не отпускали даже на дом, у иных не было в Москве своей семьи, а за поведением их до чрезвычайности требовательно и строго следили тогда начальница школы и надзирательницы, уподобляясь старинным испанским дуэньям, а потому переписываться, объясняться, а тем более видеться с воспитанницами для влюбленных в них молодых людей было очень трудно. Но все препятствия, при обоюдном старании, устранялись все-таки, и иной раз роман завязывался и развивался еще до официального знакомства и встречи влюбленных. Это был часто совершенно невинный флирт, «игра в любовь», очень заманчивая, кончавшаяся, однако, в большинстве, как я уже говорил, серьезно. Тут пускалось в ход ношение галстука цвета, излюбленного «ею»; если возможна была подача воспитаннице букета на сцене, то в таковой, в самую его глубину, пряталась визитная карточка, а если знакомство уже было заключено, записочка. Никогда не пропускались случаи появления воспитанниц в открытых ложах Большого театра, а при возвращении на сцену они всегда встречались с поджидавшим их кавалером, успевавшим иногда сказать слова два «своей» воспитаннице. Потом проводы воспитанниц от театрального подъезда в школу, куда они отвозились в театральных рыдванах, и более смелые выступления: появления за кулисами в виде пожарного, под сценой — в качестве рабочего и т. п.

Помню забавный эпизод, разыгравшийся на этой почве в Большом театре. Молодежь из театралов решилась во что бы то ни стало проникнуть на репетицию, на которую тогда никто не допускался, какого-то нового балета и достигла желаемого, подкупив одного из театральных сторожей, который пустил молодую компанию, человек в восемь, в день имевшей состояться вечером репетиции с трех часов дня в раек, у которого существует, как известно, свой особый вход и лестница; сторож запер вошедших на замок, а по окончании репетиции должен был выпустить пленников. Молодые люди, предвидя долгое скучное сидение в райке, где в противоположность настоящему раю царила днем, да и вечером при репетиции, полнейшая темнота, запаслись провизией и увеселительными напитками, а также потайными фонарями, благодаря чему, а главное безусловной молодости, очень весело проводили время даже до начала репетиции, соблюдая притом обещание не шуметь. Но случилось, уже во время репетиции, что кто-то из театралов почувствовал себя нездоровым настолько, что ему показалось необходимым немедленно покинуть убежище, и он, не предупредив остальных товарищей, найдя входную дверь запертой, поднял стук. Шум этот услыхал не тот сторож, который впустил молодых людей, и, испугавшись, доложил о стуке инспектору здания; незадолго перед тем из коридоров верхних ярусов было похищено несколько фонарей, а потому явилось предположение, что в театр забрались злоумышленники. Все театральное начальство, бывшее налицо на репетиции, в предшествии многочисленных сторожей с фонарями, поднялось на галерку, где пораженным взорам чиновников и служителей представилась группа вовсе не разбойников, а хорошо знакомых всем молодых людей, скромно сидевших, припрятав провизию, на лавочках у барьера. На вопрос начальства: «Что вы тут делаете?» — юноши ответили: «Смотрим репетицию», после чего все общество свели вниз, в контору, хотели было послать за полицией для составления протокола, но так как никому не было ясно, как юридически квалифицировать уголовное деяние, учиненное молодежью, то всех, достаточно посмеявшись, отпустили с миром домой. Провинившегося сторожа молодые люди не выдали…