Московские французы в 1812 году. От московского пожара до Березины

Многочисленные свидетельства стремятся доказать, что пожар в центре древней Москвы возник не случайно. «Но одно точно, — написал через много лет после этой драмы И. Тургенев, — что правительство, то есть император, никоим образом не причастно к пожару; он никогда не отдавал никакого приказа, никакого дозволения на сей счет. Возможно, что толчок дали местные власти, а остальное стало делом подражательства»^{121}. Похоже, писатель был прав. Царь не несет никакой ответственности за пожар Москвы.

Наполеон наблюдает за пожаром Москвы со стены Кремля

Французы, находившиеся в городе в 1812 году, рассказывали со многими подробностями то, что сами видели, слышали и пережили, подкрепляя версию о преднамеренном поджоге. Есть, говорили они, только один виновный в этой катастрофе — губернатор города генерал Ростопчин. Всё говорит, что именно так и обстояло дело. Подготовка была тщательной. Кюре прихода Сен-Луи-де-Франсэ, аббат Сюррюг, повествовал об этом в следующих выражениях: «Но уже начали исполнять план, порожденный патриотическим энтузиазмом, — план принести Москву в жертву ради спасения империи и сотворить погребальный костер французской армии, устроив пожар в этом огромном городе. Несколькими неделями ранее в Воронцове, загородной усадьбе князя Репнина, расположенной в шести верстах от города, сделали нечто вроде арсенала, где изготавливали устройства для фейерверков, ракеты Конгрейва^{122} и прочие инструменты, предназначенные для исполнения великого проекта. Чтобы рассеять или предупредить тревоги и подозрения народа, бюллетень генерал-губернатора заранее объявил, что ведутся работы над созданием огромного воздушного шара, который обеспечит уничтожение всей вражеской армии. За несколько дней до вступления французов в город были произведены испытания этих артиллерийских орудий; все говорили только о пожаре, одни — с таинственным видом, другие — более открыто. Торопливость самых видных граждан покинуть город также говорила о каком-то зловещем проекте». А. Домерг со своей стороны утверждал, что с июля, после отъезда из Москвы царя Александра I, Ростопчин стал тайно готовить зажигательные ракеты. «По его приказу рабочие, занятые на винокуренном заводe француза по фамилии Претр, эвакуировали свои помещения и были заменены немецкими пиротехниками». Эта принудительная эвакуация, конечно, показалась артисту подозрительной.

Что касается аэростата, то было установлено, что такой агрегат действительно предназначался для обороны города; по крайней мере, это было частью стратегии, разработанной русским главнокомандующим князем Кутузовым. Но поскольку тот уступил под напором Ростопчина, вопрос об этом был снят. Теперь аэростату отводилась новая роль — зажигательного устройства. Голландцу или немцу по фамилии Леппих^{123} было поручено доработать его. Параллельно велось массовое производство зажигательных ракет и факелов. 1/13 сентября 1812 года они были розданы многочисленным арестантам, выпущенным по приказу Ростопчина из острога. В освобожденных преступниках разжигали жажду мести и ненависть к французским оккупантам. Агенты Ростопчина держали перед заключенными патриотические речи. «Вы здесь за тем, чтобы отомстить Наполеону и спасти Святую Русь!» — говорили они в частности. Им предлагалось настоящее личное и коллективное искупление грехов. Многие современники уверяли даже, будто Ростопчин потребовал от освобожденных арестантов присягнуть на святых иконах. Кроме того, агенты, мобилизуя преступников, делали ставку на их низменные инстинкты, на их склонность к насилию, поддерживавшуюся годами, проведенными в тюрьмах. Эти люди, как и «полицейские солдаты»[9], устраивали поджоги при помощи соломы, пеньки, серы и трута. Они закладывали все это на деревянных чердаках в расчете на быстрое распространение огня.

Для крупного пожара были подготовлены люди и средства. А также все было сделано для того, чтобы помешать возможной борьбе с огнем. Действительно, следовало устроить так, чтобы москвичи не вмешались сразу и не погасили бы начавшиеся пожары. А для этого имелось только одно решение, надежное и радикальное: заранее вывезти из города пожарные насосы. Таковые насосы, в количестве 96 штук, были распределены между различными районами Москвы (по три на квартал) и управлялись примерно 2100 пожарными. Поэтому решено было — опять же по приказу Ростопчина — незаметно эвакуировать их в направлении города Владимир в ночь с 1/13 на 2/14 сентября 1812 года, то есть накануне вступления наполеоновских войск. Странную эту колонну сопровождали два эскадрона драгун. Некоторые насосы, укрытые чехлами, при выезде из города попали в руки наполеоновского авангарда. Однако разведчики маршала Нея, перехватившие их, судя по всему, не поняли, что же именно затевается. Русские не объяснили им подлинной причины этой странной эвакуации. Как бы то ни было, на следующий день Москва осталась без оборудования для тушения пожаров. Как мы видим, люди Ростопчина ничего не оставили «на авось».