Московские градоначальники XIX века

А в том, что главными приводными ремнями к концу градоначальства старого князя стали начальник секретного отделения его канцелярии П. М. Хотинский (через которого «можно было умелому и денежному человеку сделать все») и бессменный камердинер Григорий Иванович Вельтищев, не было ничего странного. У Закревского тоже, как мы помним, был всесильный камердинер. Зато у князя сложились очень теплые отношения с представителями самого богатого сословия Москвы — торгового.

Одним из тех московских богатеев, дружбой с которым Гиляровский попрекает Долгорукова, был банкир Лазарь Поляков — видная фигура в московских деловых кругах. Он являлся не только главой ряда российских банков и крупных предприятий, но и финансистом строительства российских железных дорог, а также и благотворителем, жертвовавшим деньги на Румянцевский музей и Музей изящных искусств. Поляков был частым гостем на балах в доме генерал-губернатора на Тверской, благодаря чему долгое время и после смерти Долгорукова его злопыхатели говорили, что князь был чуть ли не на содержании у банкира. Дескать, откуда Долгорукову было взять столько средств на шикарные балы, если сам он денег не считал, а потому и привлек Полякова.

И вот что интересно: уже много лет спустя Александр Солженицын также обвинял Долгорукова в нечистоплотности по причине его благосклонного отношения к Полякову, «с которым князь Долгоруков вел дружбу и который, как утверждали злые языки, открыл ему в своем земельном банке текущий счет на любую сумму», а потому на банкира «сыпались из года в год всякие почести и отличия»[251].

Солженицын пишет, что Долгоруков был чуть ли не прикормлен Поляковым, так как «он отдал всё свое состояние зятю, между тем любил и пожить широко, да и благотворить щедрой рукой». Влияние Полякова якобы проявлялось в том, что в Московской губернии Долгоруковым для него была создана благоприятная среда. Владея Московским земельным банком, в условиях отсутствия конкурентов он получал максимальную выгоду от того, что «не было дворянина-земледельца, который бы не закладывал свое имение», в итоге эти дворяне становились в «некоторую зависимость от банка». И на все это московский генерал-губернатор смотрел сквозь пальцы.

В итоге Солженицын делает такой вывод: «В. А. Долгоруков <…> был весьма покровительствен к приезду и экономической деятельности евреев в Москве. Ключом к тому, очевидно, был ведущий банкир Москвы Лазарь Соломонович Поляков».

Трудно согласиться с таким радикальным выводом писателя, ведь Долгоруков был ревностным православным верующим, с особым почитанием относился к представителям Русской православной церкви. К тому же градоначальник был открыт представителям всех конфессий Москвы. И потому свои поздравления князю на юбилеи присылали не только члены Еврейского общества, но и Магометанского общества, а также католики и протестанты Москвы.

Вот, например, текст из поздравительного адреса В. А. Долгорукову к 25-летию его генерал-губернаторства от приюта Евангелического попечительства о бедных женщинах и детях, открытого в 1868 году и находившегося с 1888 года в Гороховском переулке:

«Ваше Сиятельство Князь Владимир Андреевич! Позвольте и нам, представителям Евангелического Попечительства о бедных женщинах и детях, принести свою лепту благодарности и любви по случаю торжественного дня… Это период времени, знаменательный для Москвы, период процветания вверенной Вам столицы во всех отношениях, особенно же в деле благотворительности, находившего всегда в Вашем Сиятельстве ревностного покровителя и могучего защитника. В ряду благотворительных учреждений, которыми изобилует Москва, наше Попечительство занимает весьма лишь скромное место. Тем не менее, оно удостоилось неоднократно благосклонного внимания Вашего Сиятельства. Присутствием своим при освящении нового здания детского приюта нашего доказали Вы, Сиятельнейший Князь, сочувствие Ваше нашему делу.

Мы позволили себе поэтому украсить поздравительный адрес наш изображением приюта и испрашиваем милостивое согласие Ваше на содержание в приюте Попечительства на память нынешнего юбилея девицы-сироты по назначению Вашего Сиятельства под названием «Сирота князя Владимира Андреевича Долгорукова», дабы сохранялось и в сем заведении, дорогое всем нам, как всей Москве, имя Вашего Сиятельства»[252].

Приведенное поздравление — не дань юбилейным условностям, а искреннее выражение признательности Долгорукову. Ведь приюты были вполне обычным явлением за рубежом, в странах Европы. Эту традицию московские немцы привнесли и в свою жизнь. Основой благотворительности в немецкой общине Москвы была Евангелическо-лютеранская церковь, ставшая главной хранительницей ее национальной культуры и самобытных традиций.

Как следует из приведенного выше адреса, Долгоруков не только разрешил открыть приют, но и присутствовал на его освящении. Хотя никто не осудил бы его за менее активное внимание к интересам немногочисленной конфессии. Но князь считал своим долгом всячески способствовать благотворительной и гуманитарной деятельности в Москве.