Московские градоначальники XIX века

Однако принятые Голицыным меры показали, что он отнюдь не преувеличил смертельную опасность и размеры эпидемии. Более того, в Москве, в отличие от других городов России, не случилось холерных бунтов. В Новгороде, например, в военных поселениях произошли волнения. Солдаты взбунтовались под предлогом, что их хотят отравить. «Генералы, офицеры и лекаря были все перебиты с утонченной жестокостью. Император отправился туда и усмирил бунт с поразительным мужеством и хладнокровием. Но нельзя допускать, чтобы народ привыкал к бунтам, а бунтовщики — к появлению государя»[163].

Неспокойно стало и в столице. В эпидемии обвинили врачей: «Времена стоят печальные. В Петербурге свирепствует эпидемия. Народ несколько раз начинал бунтовать. Ходили нелепые слухи. Утверждали, что лекаря отравляют население. Двое из них были убиты рассвирепевшей чернью. Государь явился среди бунтовщиков»[164].

В Москве же такого не было опять же благодаря Голицыну. Николай потому и приехал, предполагая, если появится необходимость, вновь лично успокаивать народ, так сказать, применять ручное управление страной. Но этого не потребовалось. Пробыв в Москве десять дней, он уехал успокоенным и уверенным в скорой победе над холерой. При этом он вновь высоко оценил работу Голицына и всей его администрации. Вспоминаются слова Александра Герцена: «Князь Голицын, тогдашний генерал-губернатор, человек слабый, но благородный, образованный и очень уважаемый, увлек московское общество, и все уладилось по-домашнему, то есть без особенного вмешательства правительства».

А Булгаков был не одинок в своей иронии. По Москве ходили ядовитые карикатуры на Голицына, вызванные тем, что градоначальник на некоторое время эпидемии выехал из своего особняка на Тверской, переселившись в дом Небольсина на Садовой-Кудринской улице: «При всей доброте и благожелательности каждому Голицыны имели, однако, недоброжелателей и завистников, которые старались при случае повредить им в общественном мнении. Так, во время первой холеры, когда все ужасно трусили от этой новой и неизвестной болезни, князь и княгиня выехали из своего казенного дома, что на Тверской, и на время переехали на житье в дом губернатора Небольсина, находившийся на Садовой. Там жила старушка очень почтенная, тетка Небольсина, Авдотья Сильвестровна, которую Голицыны почему-то особенно любили и уважали, и во все время холеры там и прожили»[165].

Некоторые и вовсе пишут, что Голицын «убежал» от холеры[166], но это несправедливо. Голицын не покинул подчиненный ему город. А в истории Москвы были и такие градоначальники, которые в трудное время бросали ее, причем в похожих обстоятельствах.

За 60 лет до описываемых событий в Москву пришла чума. Люди умирали тысячами. В ту пору генерал-губернатором Москвы служил Петр Семенович Салтыков, уверовавший, что главным лекарством от чумы могут быть молебны и крестные ходы. Не проявив необходимых для такого ответственного поста качеств и испугавшись народного гнева, в сентябре 1771 года он бежал из города в свое подмосковное имение Марфино, прихватив полк солдат и даже пушки. Его примеру последовал и подчиненный — московский обер-полицмейстер генерал-майор Бахметьев. На следующий день начался чумной бунт, направленный против врачей-вредителей немецкой национальности, которых просто переубивали. Сожгли больницы и карантинные бараки. А затем гнев обратился супротив архиепископа Московского Амвросия, запретившего молебны и крестные ходы как средство распространения эпидемии. Архиепископа поймали и растерзали. Лишь привлечение армии к усмирению бунтовщиков прекратило беспорядки.

При Голицыне же все было с точностью до наоборот. И хотя Салтыков был фельдмаршалом, а Голицын — генералом от кавалерии, проявил Дмитрий Владимирович себя в этой ситуации как настоящий фельдмаршал.

Все принятые Голицыным меры позволили в 1831 году победить холеру. Даже в Европе заметили, как «едва ли в каком-нибудь ином городе так умно обошлись с холерой, как в Москве»[167].

Расскажем теперь о семье князя. Еще в феврале 1800 года Дмитрий Владимирович Голицын венчался с фрейлиной (с 1797 года) Татьяной Васильевной Васильчиковой (1783–1841), дочерью новгородского губернского предводителя дворянства В. С. Васильчикова. Мать жениха, Наталья Петровна, сама когда-то вышедшая замуж ради графского титула, была невысокого мнения о роде Васильчиковых и, как говорится, в упор не видела невестку, с трудом согласившись на бракосочетание.

Неприятие матерью невестки не омрачило семейного счастья молодой четы Голицыных. Знавшие супругу градоначальника отзывались о ней как о весьма умной, «благочестивой и высокодобродетельной женщине, рожденной для семейной тихой жизни». В ее чертах не было красоты, но присутствовала «чарующая прелесть во взоре, улыбке, словах»[168]. Ее неоспоримые достоинства, в конце концов, смягчили нрав свекрови, заставив ее переменить отношение к невестке.