Голицын проявил свой полководческий талант в деле организации строительства храма. Во избежание повторения прежних ошибок он предложил новый и понятный порядок работ, позволивший избежать привычного в таких случаях казнокрадства. Как глава комиссии по сооружению храма он разделил ответственность на «хозяйственную» и «искусственную». Первую несли чиновники, отвечавшие за приобретение и заготовку материалов, расходование средств, торги, подряды и др. За другую сторону работы отвечали архитекторы во главе с Тоном, строители, инженеры и др.
Раздумывая над тем, как выстроить систему, позволяющую открыто и постоянно контролировать расходование средств на строительство, Голицын предложил идею создания при комиссии специального экспертного органа — совета, в который были включены независимые и авторитетные архитекторы, художники и заслуживающие доверия чиновники. А ведь деньги на строительство требовались немалые. Только на первое время из казны было выделено почти полтора миллиона рублей.
Перед Голицыным стояла непростая задача. Боевой генерал должен был победить не вражескую армию, а привычные и в то время недостатки — волокиту, воровство, бесхозяйственность и дезорганизованность. И ему это удалось.
10 сентября 1839 года на Волхонке состоялась закладка храма. Свидетелем торжественной церемонии был и юный Лев Толстой. Его вместе с другими детьми привезли специально из Ясной Поляны, чтобы они увидели это знаменательное событие. Будущий писатель наблюдал за торжественной церемонией из окна дома Милютиных, московских знакомых Толстых. Дом этот стоял недалеко от храма и не сохранился до наших дней. Левушка видел и генерал-губернатора Голицына, и почтившего своим присутствием сие событие царя Николая I, принимавшего парад гвардейского Преображенского полка.
Голицын не увидел окончания строительства храма, освящен он был только в 1883 году, через 44 года. Но москвичи во многом обязаны были именно своему тридцать девятому генерал-губернатору за то, что храм в итоге был построен и стал подлинным памятником Отечественной войне 1812 года. На стенах храма, увековечивших главные события войны и их участников, не раз встречалась и фамилия князя Голицына.
Борьба с холерой, охватившей Москву в 1830 году, — также в ряду благородных деяний градоначальника. Эпидемия пришла с Ближнего Востока и завоевывала Россию с юга: перед смертельной эпидемией пали Астрахань, Царицын, Саратов. Летом холера пришла в Москву. Скорость распространения болезни была такова, что всего за несколько месяцев число умерших от холеры россиян достигло двадцати тысяч человек.
Голицын объявил настоящую войну холере, проявив при этом качества прирожденного стратега и тактика. Каждый день в казенном доме на Тверской заседал своеобразный военный совет — специальная комиссия по борьбе с эпидемией. Градоначальник окружил Москву карантинами и заставами. У Голицына в Москву даже мышь не могла проскочить, не говоря уже о людях. Сам Пушкин не мог прорваться в Москву, к своей Натали. Направляясь из Болдина в Москву и застряв по причине холерного карантина на почтовой станции Платава, 1 декабря 1830 года поэт шлет в Москву Гончаровой просьбу: «Я задержан в карантине в Платаве: меня не пропускают, потому что я еду на перекладной; ибо карета моя сломалась. Умоляю вас сообщить о моем печальном положении князю Дмитрию Голицыну — и просить его употребить все свое влияние для разрешения мне въезда в Москву… Или же пришлите мне карету или коляску в Платавский карантин на мое имя»[158]
. С колясками тоже были проблемы — Голицын приказал окуривать каждую коляску, въезжавшую в Москву.Голицын организовал своеобразное народное ополчение. Сотни москвичей, среди них студенты закрытого на время карантина Московского университета, стали добровольцами в борьбе с болезнью, работали в больницах и госпиталях.
«Один в поле не воин», — гласит народная пословица. А потому Голицын собрал у себя и тех уважаемых горожан, что не покинули Москву, призвав их стать подвижниками и взять под свое попечение и надзор разные районы Москвы. Каждый надзиратель имел право открывать больничные и карантинные бараки, бани, пункты питания, караульные помещения, места захоронения, принимать пожертвования деньгами, вещами и лекарствами. Среди попечителей были и те, кто воевал с Голицыным бок о бок. Например, генерал-майор и бывший партизан Денис Давыдов, принявший на себя должность надзирателя над двадцатью участками в Московском уезде, вследствие чего число заболеваний на подведомственной ему территории резко пошло на спад. С Давыдова Голицын призывал брать пример.
А другие москвичи тем временем покидали родной город (у кого была такая возможность). Третьи же заперлись в своих домах, «как зайцы». Последнее сравнение принадлежит Михаилу Погодину. «К Аксаковым я езжу только под окошки. Все заперлись: Загоскин, Верстовский, как зайцы. Елагины все здоровы; не езжу к ним, чтобы не принесть случайно заразы», — писал в эти дни Погодин С. Шевыреву[159]
.