Московские градоначальники XIX века

Не раз на поле брани выказывал он свою преданность отечеству. Но то была пора военной страды. А в мирное время? Оказывается, что это еще труднее. Когда он узнал о смерти генерала Милорадовича, своего коллеги, если можно так выразиться, горе его было безмерным. Милорадович погиб не в бою, а на Сенатской площади, защищая трон и отечество.

И если бы Голицыну суждено было быть в тот день на месте Милорадовича, если бы в Москве произошло то, что случилось в столице, несомненно, он поступил бы так же. Но в Москве такого не случилось. Собравшиеся 15 декабря 1825 года московские заговорщики не решились поднять восстание и арестовать генерал-губернатора.

То были трудные дни междуцарствия и неуверенности в будущем, питавшиеся слухами и домыслами, доходившими из Петербурга. В ночь с 16 на 17 декабря Голицын наконец-то получил письмо от Николая I, в котором говорилось: «Мы здесь только что потушили пожар, примите все нужные меры, чтобы у вас не случилось чего подобного»[148].

Привезший письмо от царя генерал-адъютант Евграф Комаровский позднее вспоминал: «Я приехал в Москву в ночь с четверга на пятницу и остановился у военного генерал-губернатора князя Голицына. Он мне сказал, что ожидал меня с большим нетерпением, ибо в Москве уже разнесся слух о восшествии императора Николая Павловича на престол, а между тем официального известия он не получал. Князь Голицын послал за старшим обер-прокурором правительствующего сената московских департаментов, князем Гагариным, чтобы повестить господ сенаторов собраться в сенат для выслушания манифеста о восшествии на престол императора Николая I, и к архиепископу Филарету — для приведения к присяге в Успенском соборе в восемь часов утра. Я поехал с князем Голицыным в одной карете в сенат, где мне дан был стул. По прочтении манифеста и всех приложений отправились в Успенский собор»[149].

Как следует из рассказа Комаровского, Голицын «нужные меры» принял: 18 декабря в Успенском соборе москвичи торжественно присягнули новому императору. Николай остался очень доволен Голицыным и тем, как присягнула Москва. Особенно порадовал его подарок московского купечества, преподнесенный Комаровскому — вызолоченный кубок на блюде, весьма древней работы, с тысячью червонцев и надписью: «Вестнику о всерадостнейшем восшествии на престол императора Николая Павловича от московского купечества». Очень приятно было слышать самодержцу, что «московские купцы называют наследника престола — своим кремлевским, ибо его высочество действительно родился в стенах сего знаменитого и древнего жилища наших царей».

Награда не заставила себя ждать — на Рождество Христово 1825 года государь пожаловал князю Дмитрию Голицыну высший орден Российской империи — орден Святого апостола Андрея Первозванного. За войну не получал он награды выше. Как сказано было в высочайшем рескрипте, Голицына наградили «в ознаменование того постоянного уважения, которым он пользовался от Императора Александра I, и сохранения в первопрестольной Столице примерного порядка, сопряженного с истинною пользою Отечества».

Досталось и другим: тот же орден — графу П. А. Толстому, который командовал тогда в Москве 5-м армейским корпусом, а архиепископу Филарету — бриллиантовый крест на черный клобук — отличие, какого прежде его никто в сане архиепископа не имел. Но не все обстояло так хорошо…

Как выяснилось позднее, гражданская канцелярия Голицына была чуть ли не рассадником будущих декабристов. Экспедитором в канцелярии работал С. М. Семенов, названный Д. Н. Свербеевым «душою тайного политического общества, подготовившего мятеж декабристов»[150].

К Б. К. Данзасу градоначальник и вовсе испытывал сыновние чувства. «Из служащих при князе Дмитрии Владимировиче взяты еще Кашкин молодой, Зубков и Данзас; этот последний был при князе, как родной сын», — сообщал 11 января 1826 года А. Я. Булгаков своему брату об арестах декабристов в Москве[151].

А после декабристской эпопеи отсидевшего в Петропавловке, а затем и на гауптвахте Данзаса в октябре 1829 года Голицын вновь взял на работу чиновником для особых поручений. Градоначальник не стеснялся демонстрировать публично свое расположение к Данзасу, появляясь на публике с ним рука об руку. Об этом сигнализировали в Петербург агенты Третьего отделения, отмечая, что в мае 1827 года Голицын появился в Сокольниках на народном гулянье в одной коляске с Данза-сом: «Голицын не нашел себе другого собеседника и… появился с человеком, которого лета, пост и звание нимало не соответствовали особе генерал-губернатора!»[152] В 1830 году Данзас принимал активное участие в борьбе с холерой.

Еще один член тайного общества, Александр Павлович Бакунин (тот, что учился когда-то с Пушкиным), не только служил в канцелярии Голицына камер-юнкером в 1824–1828 годах, но и стал его родственником, женившись в июле 1824 года на его племяннице А. Б. Зеленской, одной из дочерей его старшего брата князя Бориса[153].