Московские градоначальники XIX века

Состояние провинциальных тюрем в высшей степени плачевно, потому что министр, по странному пониманию справедливости, полагает, что не следует нежить злодеев, не принимая во внимание того, что среди заключенных могут быть люди невинные и несчастные. Полиция в губерниях тоже в плачевном состоянии, везде, даже под стенами Петербурга, кишит беглецами и бродягами. Не принимается никаких мер против опустошающих целые местности эпизоотий, и все заботы администрации ограничиваются перепиской.

Везде недостаток ветеринарных врачей. Немного более заботятся и о людях: целые деревни заражены венерическими болезнями: оспа, корь и другие заразные болезни беспрерывно свирепствуют среди беспомощного населения. Медикаменты в казенных аптеках, даже в Петербурге — скверные. Карантины соблюдаются беспорядочно и с недостаточной строгостью. Вступив в управление министерством, господин Закревский на основании доносов наложил руку на медицинский департамент; он без всякого разбора разогнал старых и опытных в этой сфере управления служащих, заменил их новыми, которые внесли путаницу в дела.

В колониях дела идут плохо — колонистам не оказывают никакого покровительства вследствие странной ненависти министра к иностранцам и непостижимого предубеждения, что колонии в России бесполезны.

Общественные здания в провинции разрушаются, и никто не думает больше об исторических развалинах, которые государь приказал охранять…

Следовало бы сделать очень многое в этом министерстве… если бы только министр был образованным и просвещенным человеком, но господин Закревский создан для формы и предрассудков; он не на месте».

Мы привели лишь отрывок из той части отчета, что была посвящена Закревскому и возглавляемому им министерству. Но и эта цитата убийственна для министра по своей сути. И самое главное, что в выдвинутых против Закревского обвинениях не было ни слова преувеличения. Прошло совсем немного времени, и всё, о чем прочитал государь, обернулось для России сущей бедой.

Весной 1830 года на юге империи вспыхнула эпидемия холеры. Неудивительно, что распространялась она быстрыми темпами, ведь, как следует из отчета Третьего отделения, медицинское обслуживание в стране оставляло желать лучшего. В начале сентября на Закревского была возложена обязанность по борьбе с холерой в России.

Бороться с эпидемией он стал теми же строевыми методами. Прежде всего, в приказном порядке собрал в холерные губернии экспедицию из врачей, не спрашивая на то их согласия. Затем организовал карантины, проникновение за границу которых приравнивалось к преступлению. Никто не мог проскочить мимо расставленных Закревским караулов и застав. А если что — солдатам разрешалось открывать огонь.

Все это привело к обратному эффекту. Сосредоточение в карантинах большого количества людей и животных приводило не к прекращению холеры, а к еще большему ее распространению. Холера стала появляться там, где ее совсем не ждали. В результате болезнь дошла до Москвы и Петербурга. То тут, то там возникали стихийные холерные бунты, направленные против иностранцев и врачей, которых толпа забивала до смерти. Все потуги Закревского побороть эпидемию оказались тщетными. Надежд императора Арсений Андреевич не оправдал. Более того, государь был вынужден лично успокаивать разбушевавшийся народ во время беспорядков на Сенной площади в Петербурге.

Дело в том, что Закревский предложил в целях пресечения бунта в столице применить войска. Однако народ это не испугало. Лишь смелое и неожиданное появление перед толпой царя, обратившегося к собравшимся с теплыми словами, позволило направить ситуацию в другое русло. Но не мог же император ездить по всем российским губерниям, успокаивая народ. Этим должны были заниматься местная власть и полиция!

На вопрос императора о причинах народных волнений Закревский откровенно ответил, что виновата в этом полиция, злоупотребляющая своими полномочиями, которая тащит в холерные больницы всех подряд, а затем за взятки отпускает.

Закревский понял, что перестарался. Он вновь выехал в нелюбимую Финляндию, губернатором которой пока еще оставался и куда холера тоже пробралась, чтобы проверить слухи о возможных революционных настроениях, вызванных Польским восстанием. Вернувшись в Петербург в октябре 1831 года, он обратился к государю с прошением об отставке, сославшись на нездоровье. Тогда же Николай удовлетворил просьбу Закревского, надписав на высочайшем рескрипте выразительную фразу: «Не могу не согласиться». Для Закревского это не было большой трагедией, если верить его словам, сказанным вскоре после назначения в министры: «Я не искал быть министром».

А что же говорили об этой отставке в Москве? А. Булгаков в письме своему брату в столицу 19 октября 1831 года писал: «Весь город наполнен известием об увольнении Закревского. Все генерально жалеют, что государь лишается столь верного слуги, а некоторые недоброжелатели говорят, что при отличных своих качествах Закревский был не на своем месте…»[209]