Московские градоначальники XIX века

Уже в самом начале своего градоуправления Закревский продемонстрировал свое отношение к купечеству, в ноябре 1848 года «попросив», чтобы Московское купеческое общество пожертвовало дюжину троек с лошадьми и телегами проходящим через Москву полкам. Купцы немедля исполнили «просьбу». Не замечать пожеланий генерал-губернатора было опасно. В этом случае Закревский обычно вызывал к себе городского голову и отчитывал его в нелестных выражениях за «невнимательность». Городского голову купца Кирьякова он прилюдно обозвал дураком за отсутствие рвения в пожертвованиях, в итоге тот вынужден был подать в отставку.

Для Арсения Андреевича не имело значения, где живет купец — в Москве или Петербурге. Так, в дневнике Леонтия Дубельта от 20 марта 1852 года читаем: «Громов и Лавров, петербургские купцы, высланы из Москвы графом Закревским за карточную игру»[216].

Чтобы нагнать страху на купцов, хватило всего лишь одного случая, когда некий купец, вызванный к Закревскому, отдал Богу душу от страха, еще не доехав до Тверской, в экипаже. Боялись Арсения Андреевича больше холеры, боялись упоминать его всуе, даже при прислуге, чтобы не донесла. В каждом топоте копыт мерещилась слабонервным купцам зловещая тень казака с «приглашением» прибыть к генерал-губернатору.

«Дамы ездят по домам, купцов берут за бороды, подчиненным приказывают жертвовать», — писал современник[217]. Среди дам была и Аграфена Закревская, разъезжавшая по богатым домам как глава Благотворительного комитета по сбору пожертвований на Крымскую войну, начавшуюся в 1853 году.

Купцы не очень-то спешили открывать мошну. Апофеозом кампании по сбору «добровольных пожертвований» стал вызов зажиточной купеческой общественности в особняк генерал-губернатора на Тверскую. Канцелярия Закревского была полна приехавшими в тревожном ожидании богатеями. Наконец один из губернаторских чиновников достал толстую папку и, открыв ее, стал выкликивать купцов. Спрашивая фамилию, он глядел потом в папку, будто сверяясь со своим списком, и провозглашал сумму, которую данный купец обязан был пожертвовать. Далее все зависело от находчивости и храбрости купца. Кто понаглее, пробовал торговаться — кому же охота отдавать свои же денежки, пусть и на войну! Недаром русская пословица гласит: «Кому война, а кому мать родна!» Ну а те, кому не удавалось скостить сумму, уходили от губернатора, тяжело вздыхая, с опущенной головой. Зато потом они получали благодарность за проявленное усердие — бумагу, которую надо было «хранить, вместе с прочими, в устроенном для высочайшей грамоты ковчеге».

Уже в ноябре 1853 года в Москве объявили первый рекрутский набор, установивший следующую меру — в армию забирали по десять человек с каждой тысячи крепостных крестьян, ремесленников, рабочих… Всего, таким образом, Закревский должен был поставить под ружье почти тринадцать с половиной тысяч человек, что было больше на 4 процента всего трудоспособного населения губернии[218]. Естественно, что при таком подходе находилось немало и тех, кто пытался всеми силами избежать призыва. У кого были деньги — откупался, иные — дезертировали. Тех же крепостных, кто добровольно (не будучи призванным) хотел служить и являлся с этой просьбой к Закревскому, граф нередко отправлял обратно к барину.

Похоже, что Арсению Андреевичу было невдомек, что крепостное право настолько изжило себя, что стало причиной отставания уже не в сельском хозяйстве, а в деле обороноспособности страны. Он по-прежнему считал, что все дело решают политическая благонадежность и преданность чиновников.

Даже в прошлую большую войну 1812 года дела по мобилизации московского населения обстояли лучше. Лишь 12 февраля 1855 года был избран начальник Московского дворянского ополчения генерал А. П. Ермолов (но Николай назначил графа С. Г Строганова). И пока войска рядились да собирались, пока шли — война уже закончилась и, к сожалению, не очень выгодным для России миром, лишившим ее права иметь военный флот на Черном море.

По сути, это был плачевный результат всего николаевского царствования, опиравшегося на крепостное право, Третье отделение с его агентами, а еще на таких столпов, как граф Закревский, не сумевший толком даже собрать ополчение. Но позорный мир пришлось заключать уже не Николаю I, скончавшемуся в 1855 году, а его сыну Александру II.