Борясь с либеральными веяниями, Закревский усмотрел в невинных славянофилах революционную партию и в 1852 году доносил Николаю I, «что с некоторого времени образовалось в Москве Общество славянофилов. <…> Как общество это, под руководством людей неблагонамеренных, легко может получить вредное политическое направление, и как члены оного большею частию литераторы, — то он, граф Закревский, признавал совершенно необходимым, кроме личного за ними надзора, обратить особенное внимание цензуры на их сочинения»[222]
.Еще одного славянофила — Хомякова Закревский как-то вызвал к себе, чтобы сообщить ему высочайшее повеление не только не печатать стихи, но даже не читать их никому. Этот эпизод П. И. Бартенев описывает в ироническом ключе: «Ну, а матушке можно?» — поинтересовался Хомяков. «Можно, только с осторожностью», — улыбаясь, сказал Закревский, знавший Хомякова еще с Петербурга, когда тот служил в конной гвардии и бывал у его матери[223]
.Сам же Петр Иванович Бартенев, историк и один из первых пушкинистов, также был удостоен чести побывать на приеме у генерал-губернатора. Как-то раз неожиданно его затребовали к Закревскому, причем не объясняя причины. Едва только Бартенев вошел к генерал-губернатору, тот стал распекать его по полной программе за отвратительную выходку в Дворянском собрании. И чего только не пришлось Бартеневу выслушать в тот день, жаль, что все это относилось не к нему, а к его однофамильцу. Но сказать об этом Закревскому он не мог — граф даже слова не давал вставить. Лишь в конце обличительной тирады Закревский понял, что слова его звучат не по адресу. Но перед Бартеневым он так и не извинился. А находчивый историк попросил Закревского поведать об Аустерлицком сражении, что тот и сделал с удовольствием, сравнимым с тем, что он испытывал за пять минут до этого, отчитывая Бартенева.
Немало подозрительных Закревскому личностей было в Московском университете (особенно среди преподавателей философии), о чем генерал-губернатор докладывал управляющему Третьим отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии Леонтию Дубельту:
«Генерал-адъютант граф Закревский уведомил, что выпущенный из Московского университета, со степенью кандидата, уроженец Западных губерний Александр Зенович, не желая вступить в службу, потому будто бы, что имеет исключительную страсть к наукам и намерен при первой возможности отправиться за границу, живет в Москве довольно богато и, чуждаясь общества русских, собирал в своем доме Поляков, рассуждал с ними о политике и, при всяком удобном случае, провозглашал свою ненависть к русским.
Г<осподин> военный министр докладывал о сем Государю Наследнику Цесаревичу, и Его Императорское Высочество, согласно мнению графа Закревского, повелеть изволил: выслать Зеновича в одну из отдаленных губерний, под строжайший надзор полиции.
Об исполнении сего сообщено министру внутренних дел и Московскому военному генерал-губернатору.
Он же, граф Закревский, известил, что до него доходили сведения о вольнодумстве служащего в ведомстве Московского опекунского совета, сенатского регистратора Степанова; что сначала учреждено было над этим чиновником наблюдение, а потом он арестован, со всеми бумагами: ибо вследствие наблюдения донесено, что Степанов один раз в разговоре о политических делах Европы уверял своих знакомых, что если у нас вспыхнет революция, то он первый поднимет красное знамя, и присовокуплял, что наступило время, когда русские поняли, что такое республика. При обыске же в бумагах Степанова найден рисунок построения баррикад, разные карикатуры и статьи в сатирическом роде.
По рассмотрении бумаг Степанова, доставленных из Москвы, оказалось, что рисунок баррикад не изображает действительного построения баррикад, но имеет весь характер насмешки над баррикадами, как объясняет сам Степанов, так, что тут не видно никакой злоумышленной цели; равным образом другие карикатуры и статьи относятся не до правительства, а до слабостей и недостатков чиновников и разных лиц; сверх того найден отрывок статьи, в которой Степанов, рассуждая о поклонении иконам, дозволил себе некоторые мысли, несовершенно согласные с православием.
Г<осподин> военный министр, не находя в настоящем деле особенной политической важности, тем не менее полагал, что Степанова по нынешним обстоятельствам следует выслать в одну из отдаленных губерний, под строжайший надзор местного начальства.
Государь Наследник Цесаревич изволил утвердить означенное мнение генерал-адъютанта князя Чернышева (военный министр. —
Засели революционеры и в Малом театре, который, как известно, считался «вторым университетом». Арсений Андреевич жаловался в Третье отделение на артиста Михаила Щепкина, который «протаскивал», по его мнению, на сцену Малого театра сочинения Александра Герцена.