В своем особняке на Тверской Закревский давал роскошные балы, частым гостем которых в годы своей бурной молодости был Лев Николаевич Толстой, бывший в родстве с женой генерал-губернатора, приходившейся будущему писателю двоюродной теткой.
А вот маскарады Закревский не любил. Действительно, зачем нашему человеку скрывать свое лицо под маской? А потому в 1851 году он написал по этому поводу письмо в столицу о «неблагопристойностях», допускавшихся, по его мнению, Московской конторой императорских театров в даваемых ею театральных маскарадах. Закревский обвинил дирекцию в том, что она не предпринимала мер «к усмирению буйных и к удержанию тех, которые противятся требованиям правил порядка и благопристойности».
Письмо Закревского наделало много шума и даже привело к расследованию, результатом которого стали выговор управлявшему Московской конторой императорских театров и утверждение новых правил организации маскарадов, в соответствии с которыми указано было в театрах «в нижние буфеты и отдельные комнаты при них женщинам вход воспретить совершенно». Полиции дано было право следить «за туалетом посетителей театральных маскарадов»[229]
.В 1852–1853 годах под редакцией Закревского был издан «Атлас столичного города Москвы», остающийся по сей день одним из самых подробных планов города — в масштабе 1:3360. На нем были изображены не только дома, церкви и другое, но даже полицейские будки.
Когда в 1858 году исполнилось десять лет со дня пребывания Закревского на посту генерал-губернатора, его чиновники собрали по подписке капитал, на проценты с которого содержался инвалид в Измайловской военной богадельне — он так и назывался — «пансионер графа Закревского», градоначальник мог сам решить, кто именно должен был содержаться на эти деньги. Но не прошло и года, как Арсений Андреевич был отправлен в отставку. Случилось это 16 апреля 1859 года. К этому времени претензий к Закревскому накопилось немало. Нужен был лишь повод.
Интересно, что основанием для отстранения Закревского (как и назначения его на этот пост) стало опять же замужество его дочери, которую он не просто любил больше всех на этой грешной земле, а даже обожал. Бывало, лишь для нее одной устраивал он домашние спектакли и концерты в генерал-губернаторском особняке на Тверской. Стремился удовлетворять все ее желания и растущие с каждым годом потребности. Так вышло и на этот раз.
Лидия Арсеньевна Нессельроде решила выйти замуж вторично, и это при живом-то муже! Куда смотрел муж, спросите вы. С мужем они жили в разъезде. Дочь Аграфены Закревской унаследовала не только ее гены, но и образ поведения. «У графини Закревской без ведома графа делаются вечера: мать и дочь, сиречь графиня Нессельроде, приглашают к себе несколько дам и столько же кавалеров, запирают комнату, тушат свечи, и в потемках которая из этих барынь достанется которому из молодых баринов, с тою он имеет дело. Так, на одном вечере молодая графиня Нессельроде досталась молодому Му-ханову. Он, хотя и в потемках, узнал ее и желал на другой день сделать с нею то же, но она дала ему пощечину…» — писал Дубельт.
Новым избранником Лидии оказался бывший чиновник канцелярии Закревского князь Дмитрий Друцкий-Соколинский. Отец не смел прекословить дочери и сам организовал незаконное венчание, вручив сомневающемуся священнику полторы тысячи рублей и пообещав, в случае чего, отправить его в Сибирь. После венчания молодых Закревский выдал им паспорт для отъезда за границу. Император узнал об этом последним. Участь Закревского была решена. Этот случай говорит о том, что для Арсения Андреевича закон был, что дышло.
Эта история получила большой резонанс в Москве. Какой-то доброхот написал даже лубочную книжку «Граф Закревский и его дочь». Но где теперь эта книга? Фольклорист Евгений Баранов, в конце XIX — начале XX века собиравший рассказы московских старожилов, передает ее содержание, изложенное очень своеобразным народным языком. Это интереснейший документ эпохи:
«Все через родную дочку произошло, через этот ее развод. Вертела она отцом, как хотела. И захотелось ей замуж… Отец и благословил, а если бы не благословил, она бы глаза ему выцарапала: язва была порядочная. И как вышла замуж, муж оказался нехорош… А нехорош вот отчего: он хотел, чтобы было как нельзя лучше, а она хотела — чтобы было как нельзя хуже. Она думала, что на то и замуж вышла, чтобы по машкерадам шататься: с утра зальется и нет ее до поздней ночи, а за хозяйством кто хочет, смотри, хоть татарина шурум-бурум зови. Видит муж — непорядок. Раз сказал, два сказал… P-раз! По-военному: за косы и сею-вею… Ну, завизжала, заорала, стала ругаться: «Ах, ты, говорит, обормотина проклятый! Давай развод!»