Московские градоначальники XIX века

Николай I забеспокоился и принялся за искоренение заразных либеральных идей в российском обществе. Кроме ужесточения цензуры рассматривалась и такая крутая мера, как упразднение университетов — главных источников либерализма, в том числе и Московского университета. Но этим император не ограничился, он решил укрепить вертикаль власти. Вот тут-то и вспомнили о Закревском, убежденном стороннике крутых и энергичных мер. Поговаривали, что напомнил царю о Закревском его новый родственник, канцлер граф К. В. Нессельроде, за сына которого вышла замуж в 1847 году дочь Арсения Андреевича.

6 мая 1848 года Москва получила нового военного генерал-губернатора. Прилагательное «военный» было не просто словом, а качеством, в котором Закревский должен был предстать перед москвичами. Именно привычными ему строевыми методами он и собирался управлять Москвой. 3 ноября 1848 года государь утвердил Закревского еще и членом Государственного совета, удостоив его и орденом Андрея Первозванного. Однако наибольшей по значимости оценкой Закревского были слова Николая I: «За ним я буду как за каменной стеной».

Закревский должен был привести в чувство вечно недовольную Москву, которую распустил своей мягкостью прежний градоначальник, князь Щербатов. С 1827 года, когда старая столица в отчете Третьего отделения была названа оплотом всех недовольных, мало что изменилось. Николай дал Закревскому карт-бланш, причем и в прямом, и в переносном смысле. «Меня обвиняют в суровости и несправедливости по управлению Москвою, но никто не знает инструкции, которую мне дал император Николай, видевший во всем признаки революции. Он снабдил меня бланками, которые я возвратил в целости. Такое было тогда время и воля императора, и суровым быть мне, по виду, было необходимо», — вспоминал сам Закревский[213].

Новый московский градоначальник был из той породы людей, энтузиазм и рвение которых по выполнению возложенных на них обязанностей по своему напору превосходят силу вышестоящих указаний. Как и на прежней должности финляндского генерал-губернатора или министра внутренних дел, так и на новой работе Закревского не нужно было специально подгонять и провоцировать на активные действия. Он и сам мог дать фору любому начальнику.

Как только не оценивали генерал-губернатора! Нет, наверное, таких отрицательных эпитетов, которыми не наградили Закревского москвичи. Деспот, самодур, Арсеник I, Чурбан-паша и т. п. Как не вспомнить и об остроте князя А. С. Меншикова, пошутившего в присутствии царя, что Москва после назначения Закревского находится теперь «в досадном положении» и по праву может называться «великомученицей». Мучил Москву, естественно, Закревский.

По словам Б. Н. Чичерина, Закревский «явился в Москву настоящим типом николаевского генерала, олицетворением всей наглости грубой, невежественной и ничем не сдержанной власти. Он хотел, чтобы все перед ним трепетало, и если дворянству он оказывал некоторое уважение, то с купцами он обращался совершенно как с лакеями. Когда нужны были пожертвования, он призывал, приказывал, и все должно было беспрекословно исполняться».

Подобно Городничему из гоголевского «Ревизора», Закревский относился к купеческому сословию с особым подозрением. Немало натерпелись от него торговые люди. А вот и мнение яркого представителя купеческого сословия, имевшего большой зуб на градоначальника. Купец Н. Найденов писал: «Закревский был тип какого-то азиатского хана или китайского наместника. Самодурству и властолюбию его не было меры, он не терпел, если кто-либо ссылался на закон, с которым не согласовывались его распоряжения. «Я — закон» — говорил он в подобных случаях»[214]. Как было не возмущаться, ведь Закревский, в отличие от того же Д. В. Голицына, не уговаривал купцов жертвовать деньги, а заставлял это делать в приказном порядке.

Богатый московский купец Николай Петрович Вешняков вспоминал, что поскольку «Закревский инстанциям не придавал никакого значения, то стоило принести ему жалобу… как он весьма охотно принимал на себя роль судьи. В таких случаях к обвиняемому посылался казак верхом со словесным приказанием явиться к генерал-губернатору»[215]. Причем человеку не объявляли причину, послужившую поводом для вызова. В этом был весь смысл тактики Закревского — запугать человека заранее, «подготовить» его. Закревский принимал не сразу, а выдерживал вызванного в своей приемной битый час. Вот так и маялись люди. А уже затем отчаявшегося в неведении и ожидании человека запускали к генерал-губернатору, объявлявшему несчастному свой приговор.

«Хорошо было еще, — свидетельствует Вишняков, — если, проморивши в приемной целый день, Закревский ограничится выговором, хотя бы с упоминанием о родителях, и выгонит вон, но могло быть и хуже: Тверской частный дом находится прямо против генерал-губернаторского, и можно было получить там даровую квартиру. Можно было получить и командировку на неопределенное время куда-нибудь в Нижний Новгород или Вологду».