Московские легенды. По заветной дороге российской истории

Коренное население у заставы, как я уже сказал, — ямщики. Жизнь их в то время, о котором я говорю, много напоминала жизнь старой Руси; такой жизнью жили и все ямские слободы. Вставали все рано: мужчины шли пить чай в трактир, а женщины пили дома; после чая затапливали печи, и дым валил по всей улице, а зимой стоял столбом в морозном воздухе. Обедали тоже рано, в двенадцать часов, потом все засыпало, а часа в два снова начиналась жизнь. Ужинали часов в восемь, но ложились летом около одиннадцати, а зимой — сейчас же после ужина. Ходили по субботам в баню и несли оттуда веники. Бывало, целый день в субботу идет народ, и все с вениками в руках…

В праздники шли к обедне: маменьки в косыночках на головах и шалях на плечах, а дочки в шляпках, проникших тогда и в эту среду. Мужчины, прифрантившись в поддевки и длиннополые сюртуки, в сапогах „бураками“ (с твердыми, негнущимися голенищами. — В. М.), намазав волосы деревянным или коровьим маслом, тоже направлялись в храм (то есть в слободской храм Знамения Богородицы. — В. М.). По праздникам обязательно пекли пироги.

О театре не имели никакого понятия, считая его вслух бесовским наваждением, а втайне желая посмотреть… Впрочем, на Святой неделе, Рождестве и Масленице на гулянье „под Новинским“ разрешалось правилами побывать „в комедии“ и в цирке — ведь это „не всамделешный“ театр, и настоящего бесовского тут самый пустяк.

Зато зимой на Святках — дым коромыслом. Хорошие лошади, наборная сбруя, ленты в гривах и хвостах. Сани ковровые, большие. Соберут лихую тройку, пригласят барышень-соседок да и махнут в гости к родным или знакомым, тоже ямщикам, куда-нибудь на край света — в Рогожскую или на Зацепу, а не то в Дорогомилово или в Тверскую-Ямскую…

Летом мужчинам было не до гуляний, за исключением семика да первого мая, им и в голову не приходило прогуляться куда-нибудь — не до этого было. По праздникам женщины в сопровождении кого-нибудь из мужчин больше хаживали, чем ездили, так как лошади были заняты „гоньбой“, в Марьину рощу или в Сокольники, а чаще всего на Пятницкое кладбище, гда старшие поплачут и помянут сродственничков. По вечерам по обыкновению выходили с подсолнушками к воротам или сидели под окнами и глядели на улицу…

Постоялые дворы были большие… Возы стояли посреди двора под открытым небом, а большею частью на улице. Колодцы тоже были большею частью на улице. „Изба“, то есть горница, где народ обедал, ужинал и спал, находилась в первом этаже — дома были двухэтажные, — вверху жили сами хозяева и имели комнаты для приезжающих знакомых иногородних купцов. „Изба“ была просторная, с нарами в два этажа по стенам, печь огромная, и все это, конечно, порядочно грязновато… В переднем углу, под образами, стоял большой стол, за которым свободно могло сесть двадцать человек. К 8 часам утра кушанье уже бывало готово — это для отъезжающих так рано готовили, — пообедают и тронутся в путь. А ели-то как! Сначала подадут солонину с хреном и квасом, потом щи или похлебку с говядиной, а там жареный картофель с чем-нибудь, гречневую кашу с маслом, потом пшенную кашу с медом, чем тогда и заканчивался обед…»

Бойкая и прибыльная пассажирская ямская гоньба и гужевой извоз на Ярославском шоссе держались до 1860-х годов, до постройки Московско-Ярославской железной дороги. Да и тогда некоторое время ямщики успешно соперничали с «машиной» — бесовским соблазном. Тогда всю ямскую гоньбу до Ярославля держал дед художника К. А. Коровина, потомственный ямщик; ставший предпринимателем, он имел тысячные доходы, ставившие его на один уровень с такими известными промышленниками, как Мамонтов, Чижов, Кокорев, которые, кстати сказать, были его большими друзьями. Коровин крепко верил в свое дело и не хотел замечать новых требований времени. В своем упорстве он вскоре разорился, лишился капитала, продал дом и потом уже не поднялся. Но с прежними более удачливыми друзьями продолжал водить дружбу, эти знакомства оставил и внуку.

Однажды К. А. Коровин ехал по железной дороге в Абрамцево с Саввой Ивановичем Мамонтовым, и, когда они выехали за Москву, вспоминал потом Коровин, Мамонтов, показывая за окно, сказал ему: «Видите шоссе… Оно на Троице-Сергия. Это место памятно мне. Давно, когда еще был мальчишкой, я пришел сюда с отцом. Тут мы с ним сидели у шоссе и считали идущих к Троице-Сергию богомольцев и подводы, идущие с товарами. Каждый день отец заставлял меня приходить сюда по утрам, считать, сколько пройдет и проедет по дороге. Отец хотел узнать, стоит ли строить железную дорогу… Ведь это мой отец виноват, это он разорил невольно вашего деда Михаила Емельяновича. Вам принадлежала дорога до Ярославля и право по тракту „гонять ямщину“, как прежде говорили. Я хорошо помню вашего деда…»

Несмотря на удаленность от центра, Крестовская застава в конце XIX — начале XX века имела облик оживленного городского рабочего района, а не глухой и сонной окраины.

В 1890 году до Крестовской заставы провели линию конки, в 1914-м пошел трамвай.