Московские легенды. По заветной дороге российской истории

Я люблю у застав переулки Москвы,
Разноцветные, узкие, длинные,
По углам у заборов обрывки травы,
Тротуары, и в полдень пустынные.

Эта тихая жизнь, эта жизнь слободы,

Эта тишь в долетающем грохоте
Так свободно на сердце свевает следы
Городской утомительной похоти.

В рассмеявшейся паре у ближних ворот

Открывается сердцу идиллия,
И от скучного хора всемирных забот
Я к стихам уношусь без усилия.

Правда, во времена Брюсова Крестовская застава уже теряла свой идиллический облик, но все же тогда и она, и окрестные переулки давали больше пищи для поэтического воображения, чем в настоящее время. Хотя кое-какие следы, сохраняющие память о слободе и слободской жизни, остались здесь и доныне.

За последним домом 1-й Мещанской, с правой стороны, видна яркая красно-белая, сияющая золотыми крестами церковь Знамения в Переяславской ямской слободе, которую также иногда называют по приделу церковью Иоанна Предтечи у Креста. Это — слободской храм старинной ямской Переяславской слободы. Построен он в 1712 году на месте деревянной церкви XVI века Иоанна Предтечи. При постройке нового храма главный престол был освящен в честь иконы Божией Матери «Знамение», а престол — в честь Иоанна Предтечи стал приделом, таким же, как и придел в честь Николая Чудотворца. Храм подновлялся в XVIII и XIX веках, но при этом сохранил свой старинный облик.

В советское время церковь не закрывалась, в ней продолжалась служба. На ее колокольне сохранились колокола. Когда бывала возможность, храм принимал к себе святыни из закрываемых и разрушаемых окрестных церквей: в нем хранится крест в память встречи мощей святителя Филиппа из уничтоженной часовни, Крест-Распятие из разрушенного Страстного монастыря, икона святого мученика Трифона с частицами его мощей из разоренной Трифоновской церкви, икона мучеников Адриана и Наталии из снесенной церкви XVII века во имя этих святых, находившейся на 1-й Мещанской улице, и другие.

Храм Знамения Богородицы да еще названия Большой, Средней и Малой Переяславских улиц и Переяславского переулка — живая память существовавшей здесь четыре с лишним века ямской Переяславской слободы.

Память о ямщиках жива в народе и многочисленными старинными песнями и романсами, которые с самозабвением поют наши современники — и артисты с эстрады, и не артисты за праздничным застольем, когда душа просит песни.

^{Церковь Знамения Пресвятой Богородицы в Переяславской Ямской слободе. Фотография 2001 г.}

Поют про тройку, которая мчится вдоль по дороге столбовой, и про того ямщика, который скачет к любушке своей, и про того, который замерзал в степи глухой…

Ямщики в средневековой Руси занимали особое положение, они были как бы отдельным сословием и, как и стрельцы, находились на государевой службе, однако имели больше воли. Ямщики жили обычно зажиточнее, чем другие слобожане. Дорога с ее неизбежными приключениями и происшествиями приучала их к самостоятельности и решительности, постоянное общение с седоками, среди которых встречался всякий люд, развивали смекалку и наблюдательность, а кроме того, ямщику требовалась немалая сила и смелость. Поэтому образ ямщика в фольклоре романтичен и привлекателен, недаром одна из известнейших песен конца XVII века начиналась таким обращением: «Ах ты, душечка, молодой ямщик…»

Ямская слобода жила крепкой общиной, со своей моралью, со сложившимися понятиями и традициями, передававшимися из поколение в поколение, сохраняя в быту старинный, слободской, ямской обычай. Тем более что профессия ямщика, как правило, бывала наследственной.

Переяславская ямская слобода была одной из самых больших в Москве. П. И. Богатырев, по происхождению московский мещанин из ямской слободы и потому хорошо знавший слободскую жизнь и нравы, в очерке «Крестовская застава» описывает этот район, каким ему довелось видеть его в молодости, в 1860-е годы:

«Крестовская застава — одна из бойких, „веселых“ застав… Движение здесь прекращалось поздним вечером, а со вторых петухов уже все поднималось: скрипели ворота, возы, колодцы, гремели бубенцы, колокольцы, визжали двери трактиров и кабаков, поднимался людской говор, по тротуарам шли усталые, дальние богомольцы, и жизнь закипала вновь до позднего вечера. Улица всегда была переполнена, и это всякий день, особенно летом…