Московские мастера

– Поцеловал ветку. Остались на шершавой коре седины от бороды.

– И опять заиграла долина перед чудом.

– Теперь скажу, какое дело мое.

– Полюбил я.

– Второй год ношу управляющему на завод рыбу, науженную мной за неделю.

– Второй год знаю, что 14 лет растет дочь в замке управляющего.

– Лия – утреннее имя. Руки ее для прикосновений к цветам, а глаза – роса восходная.

– И вся она журнальная у святого источника.

– Второй год я, пронзенный радугой после дождя одиночества, молюсь пламенно и неугасимую лампаду зажег в сердце перед Богом во мне.

– Алиллуйя!

– Лия спросила: отчего я отрубил бороду.

– И засмеялась догадке и задумалась грустно далью незнамии.

– Мне неловко стало вопроса безоблачного – потерялся как-то, что ли – заговорил странное случайное – и вдруг обещал принести нечаянное, может быть из сказки. Не знаю.

– Второй год горю ночным костром на берегу у стройной пристани надежд.

– Звени сердце! Грузи пароходы! Отправляй!

– Полный ход!

– Я ведь знаю, что мне 62 зимы, а ей 14 весен.

– Однако разницу в полстолетия я побеждаю единым чувством – люблю – единой волей – хочу.

– Мои сны легки и отчаянны в песниянных днях на земле. Я вижу нескошенные поляны и Лию раздетую солнцем и окутанную лучами глаз моих. Ее телозарная стройность и строгие изгибы наклонов наполняют щедро мой кубок, и я пью вино вечности.

– И я пью. И я пью. И я пью.

– Пасхальной колокольней колоколит от любви отчаянное сердце.

– Я кричу во всю глотку в долинную падь.

– Кричу зря, от бурной радости и ни от кого не жду ответа.

– Гарра-гам!

– Бог знает, что катится в голову, а душа будто комната – детская, полная яркоцветных игрушек: куклы нарядные, попугаи, обезьянки, книжки с картинками, мячики, блестинки.

– И звонкая стая летящего над счастьем смеха.

– Эй! Гарра-гам!

– На колеснице из хрусталя на пунцовых конях приехало счастье к моей землянке и привезло мне чудо-королеву Лию.

– Я выбежал встречать в лаптях седокудрый дурак с бородой, еще тогда не отрубленной, и растерялся непричесанный, весь в заплатах, коряво захохотал с непривычки.

– Гарра-гам!

– Пасхальной колокольней колоколит от любви бесшабашное сердце.

– И если с горы нечаянно взглянуть на снежную грудь долины, осыпанную солнцем, розовое тело Лии покажется журнальной весной, раскидывающей радуги по цветущей земле.

– Гарра-гам!

– Люблю. Бог – есть.

– Любовь, любовь.

– Я стою и разглаживаю морщины под глазами и на лбу. Беру снег и растираю лицо.

– Может быть глупо, но я купил маленькое зеркало и кусочек мыла.

– Я так отвык от себя, что стыжусь смотреться в зеркало. И мне вообще стыдно.

– Лия, вчера выбирая мою рыбу, сказала, что в шапке я моложе.

– Значит волосы седые, хоть и кудри, ей не нравятся.

– Может быть глупо, но я чуть-чуть подмазал волосы сажей и теперь боюсь показаться.

– Эти дни придется много рыбачить и, между прочим, я буду выдергивать длинные волосы из бороды и усов.

– Боже, мой Боже. Прости мне.

– Я чую всей своей жизнью неверный конец свой, но совсем не могу, не умею итти против последнего праздника дней, похожих на желтые листья солнечной осени.

– Я люблю Лию и ничего не знаю больше.

– Чудо спасет меня.

– Старости нет больше: я начал жить обратно к молодости.

– Мне теперь не 62, а право 45 или 40.

– Я даже вспомнил одно движение, жившее во мне до 35 лет.

– Крестопоклонная суббота.

– «Кресту Твоему поклоняемся Владыко и святое воскресение Твое поем и славим».

– Я пришел от всенощной весь трепетный в предчувствии весны.

– Лия стояла гордая, строгая и молилась светло, устально. Лия и восковая свеча – сестры.

– В любинных глазах отражался золотой иконостас и огни.

– Я думал о ней и о чуде.

– Звучальные мысли таили сознание стихийной воли.

– Казалось ясно – нет старости, как нет конца любви.

– Сущность влечения друг к другу заключается в ветре смысла помощи.

– В пасти крокодила на зубах можно видеть сидящих птиц, ищущих, с пением о рае, червячков.

– В воскресение утром я долго смотрел в долину, а потом закричал:

– Я парень настоящий. Радуга.

– И мне прилетела в голову алая птица, похожая на близость к молодости.

– Улыбнулась хрустально будто душа утром.

– Почувствовал ярко бодрым и даже хватил обухом топора о косяк своей хижины.

– Для крепости счастья.

– И после казалась небом истина – нет старости.

– Сегодня я истинный поэт, как снег.

– Я взял Лию за озябшую руку и втащил ее на гору.

– Было ниже нуля 27 градусов.

– Солнился хрусткий путь и ветви протягивались в томлении от избытка белого света.

– Лия смеялась близкой и от смеха в клубистых облаках дыхания чувствовалась радуга.

– В первый раз она у порога землянки обвила мою шаршавую шею, похожую на сосновый ствол, и я чуть не лишился разума от волнения. Вдруг возвратились годы яркие.

– Я схватил Лию на руки и поцеловал в живот.

– В первый раз она вспыхнула алым огнем встревоженной женщины и истомно закрыла глаза от первого стыда.

– И потом долиной она смотрела новыми глазами на лес, на землянку, на небо, на меня.

– Может быть два или три часа молчали мы в святом удивлении, сидя в землянке перед печкой.

– Лия замерзла, разулась.