Московские стрельцы второй половины XVII – начала XVIII века. «Из самопалов стрелять ловки»

Среди личного состава мятежных приказов выделялась группа наиболее активных «заводчиков», которые сумели частично увлечь, частично запугать своих товарищей и призвали освободить царевну Софью из заточения и вручить ей Москву и трон. Подобный призыв реабилитировал стрельцов в собственных глазах, т. к. они становились не «ворами», а освободителями «природной государыни». Материалы следственного дела зафиксировали большую роль стрелецких пятидесятников в организации бунта: «…а в Федорове полку Колзакова во управление были у них пятидесятники ж Тимошка Давыдов, Афонка Прасолов с товарыщи двенадцать человек самовольно ж без выбору…»[614]. Во время восстания московских стрельцов в Кольском остроге в 1699 г. зачинщиками бунта также выступили стрелецкие пятидесятники: «Если основная масса стрельцов ничего не теряла от перевода в солдаты и даже могла рассчитывать на прибавку денежного жалованья, то пятидесятники от этого только проигрывали, так как их переводили в солдатскую службу не в офицерские чины (стрелецкие пятидесятники могли претендовать на офицерские чины прапорщиков и поручиков), а в урядники, т. е. в унтер-офицеры, что существенно ущемляло их в материально-правовом отношении»[615]. Очевидно, пятидесятники, опираясь на своих родственников и сторонников, захватили власть в приказах. В этой ситуации попытка воеводы М. Г. Ромодановского разоружить стрелецкие полки еще больше накалила обстановку. Стрельцы не без участия своих пятидесятников были свято уверены, что было принято решение их уничтожить: «…а нас велел, ис города вывесть по полку на розные дороги, и велел у нас обрать ружье, и всякую полковую казну, и знамена, и велел нас конным рубить, обступя в круг. И мы, убояся того, в указные места не пошли…»[616]. Стрельцы решились на бунт, т. е. на явное нарушение присяги. Политическая интрига, точнее, авантюра, сложившаяся вокруг письма царевны Софьи, закончилась 18 июня 1698 г.[617], когда мятежные полки подошли к р. Истра у Воскресенского (Новоиерусалимского) монастыря. А. С. Шеин встретил восставших на берегу реки во главе «большого полка», в который входили Преображенский, Семеновский, Бутырский и Лефортовский пехотные полки. Подобное соотношение сил может служить лишним доказательством признания за стрельцами высокого уровня боеспособности. Воевода А. С. Шеин знал, на что способны московские стрельцы, и считал четыре измученных трудной службой и лишениями полка серьезной боевой силой. Попытки уговорить мятежников одуматься оказались безрезультатными: «и они во всем том отказали и говорили невежливые и свирепые слова, и стали в упорстве, чтобы итить им к Москве; и обоз свой укрепили, и знамена распустили, и с пушки и с ружьем против большого полку ратных людей ополчились…»[618]. Повстанцы начали кричать «ясак» (боевой клич – пароль) «Сергиев!», призывая себе на помощь св. Сергия Радонежского, как в 1677 г. в осажденном Чигирине. Воевода Шеин приказал «для страху ис пушек… выстрелить. И они, воры и противники, из обозу своего ис пушек и из мелкого ружья большого полку по ратным людем стреляли ж и на вылоску ходили, и ясаками кричали, и знамены укрывались; и ранили бонбондира-иноземца… да дву человек подьячих, да салдата…»[619].

Шеин отдал приказ о бомбардировке мятежников. После первых же залпов правительственных батарей сражение закончилось: «Противники… видя большого полку ратных людей крепкое ополчение, а своей братьи многих раненых и побитых, знамена приклонили, и ружье покинули, и били челом великому государю виною своею…»[620]. От огня артиллеристов Шеина было «побито 15, раненых 37, всего 52 человека»[621]. Потери повстанцев являются бесспорным свидетельством, что среди мятежников всем заправляла группа «заводчиков», подчинившая себе остальных стрельцов. Очевидно, что практически никто из восставших сражения не хотел.

«После мятежа 1698 г. в четырех стрелецких полках, расквартированных в районе Великих Лук, начался розыск, в ходе которого с 30 сентября по 21 октября 1698 г. было казнено 799 «пущих заводчиков», оставлено для дальнейшего следствия 29 человек, освобождено по малолетству 193 человека. Остальные 2671 участник восстания были включены в состав «зборного» полка стольника и подполковника, позднее полковника Семена Шеншина и были сосланы в Новобогородицк на Самаре на «вечное житье»[622]. Жертвами массовых казней, столь излишне красочно описанных И. Корбом[623], секретарем австрийского посольства, стали не более чем 1000 человек в общей сложности, число, вполне сравнимое с потерями трех приказов московских стрельцов в битве под Полонкой. Жестокость казней не превышала уровень жестокости казней участников Медного бунта 1662 г. и полностью соответствовала нормам «Соборного Уложения» 1649 г. Дневник И. Корба был переработан и издан после Нарвского поражения 1700 г. как иллюстрация «варварства московитов», поэтому к содержащимся в нем данным следует относиться крайне осторожно.