Московские сумерки

В руке он держал новую бутылку водки, однако лицо его заметно посерело и он, пока шел, приволакивал правую ногу.

– Отдохнуть бы маленько… – произнес он, тяжело усаживаясь на стуле. – А потом поедем по новой.

– Куда поедем? – не поняла Алина. Дядя Федя показал на бутылку.

– Нет, – возразила Алина. – Дядя Федя! Нам очень нужно переговорить с Димой, или с Юрой.

Дядя Федя лишь рукой махнул, будто отгоняя назойливую муху.

– Он придет попозже. У нас еще куча времени, чтоб надраться.

И дядя Федя откинулся назад на стуле, голова его опустилась на грудь, и он уснул.

Алина встала и прошла через ту дверь, где исчезал дядя Федя. Спустя минуту-другую Мартин услышал голоса. Поскольку дядя Федя не подавал признаков жизни, Мартин пошел вслед за Алиной.

Они вошли в более просторную комнату, метра четыре на четыре. Единственное окно смотрело на лес. Как только глаза привыкли к полумраку, Мартин разобрал, что почти четверть комнаты занимала кирпичная русская печь. Из мебели стояли стол без скатерти и два стула, на одном на которых сидела женщина, одетая во все черное.

Алина приблизилась к ней, но та не пошевелилась и даже не подняла головы. Она казалась хрупкой и сморщенной, как высохший кукурузный стебель. Ее седые волосы были коротко пострижены, чтобы не падали на глаза, и торчали клочьями вокруг ушей и шеи. Должно быть, когда-то она была крупной по комплекции, но теперь дряблая кожа у нее на щеках мешковато висела, как и ее черное, с длинными рукавами платье. Да и вся ее кожа походила на платье – будто надета с чужого плеча и носится лишь потому, что другого надеть нечего. Но глаза ее, живые и блестящие, казались слишком большими и оживленными на поблекшем морщинистом лице.

– Марья Павловна? – спросила Алина, но женщина не отвечала.

В комнату вошел Мартин, Алина представила его:

– Это Бенджамин Мартин. Он американец.

Лишь тогда женщина повернулась к нему. Она внимательно оглядела его и многозначительно произнесла, будто сообщала нечто чрезвычайно важное и весьма срочное:

– Я не знаю вас.

– Я Бенджамин Мартин, – сказал он. – Американец.

– Никаких американцев я не знаю, – ответила женщина и обратилась к Алине. – А что мы сейчас будем делать?

– Я, право, не знаю, – растерялась Алина. – А что бы вы хотели делать?

– Не знаю. Что мы будем делать?

– Может, нам поискать Диму? – предложила Алина. – Вы не знаете, где он?

– Не знаю я Диму. Разве я знаю Диму?

– Не знаете?

– Не знаю я Диму.

– Не думаю, что она знает Диму, – заметил Мартин и спросил:

– А Юру вы знаете?

– Не знаю я Юру.

– Не думаю, что она знает и Юру, – заключил Мартин и задал ей другой вопрос: – А кого вы знаете?

Марья Павловна в недоумении уставилась на них и сказала минуту спустя:

– Я не знаю. Что мы будем делать?

– Мы ищем Юру, – продолжал Мартин. – Но будь я проклят, если знаю, как его найти. Может, пойти опять к той соседке?

– А может, если вы будете сидеть, как сейчас сидите, он и сам придет? – раздался незнакомый мужской голос.

Мартин и Алина испуганно повернулись кругом. Позади них, у двери, ведущей в кухню, стоял бородатый человек в широкополой шляпе. В руках он держал старую двухстволку, направив ее на Мартина и взведя курки.

– Юра! – воскликнула Алина.

Вскочив, она порывисто обняла вошедшего, отчего у него слетела шляпа и дернулось ружье.

– Поосторожнее с этой штукой! – предостерег Мартин. Он шагнул к нему и отвел стволы в сторону.

Мужчина разжал объятия Алины и тоже шагнул вперед, освобождая ружье.

– Аля, что ты тут делаешь? И кто это? – он указал ружьем на Мартина.

По всему было видно, что он готов был улизнуть из дому или наделать каких-то глупостей с этим своим ружьем.

– Он друг, Юра. Он американец.

– Из ЦРУ? – насторожился Юрий.

– Нет, – сказала Алина.

– Да, – в тот же миг подтвердил Мартин.

– Так «да» или «нет»? – настоятельно переспросил Юрий, поводя ружьем.

– Временный сотрудник ЦРУ, подтвердил Мартин. – Меня послали разыскать вас.

Если его объяснение и не вполне соответствовало правде, то, по крайней мере, хоть разряжало напряженную обстановку.

– Достаточно ли этого, чтобы попросить вас нацелить эту штуку куда-нибудь еще?

Юрий направил дула на потолок, но держался по-прежнему настороженно.

– Не понимаю я, что мы делаем, – произнесла Марья Павловна. – Что мы будем делать?

Жалобный плач ее напоминал карканье ворон, доносившееся издалека по ветру, – просто непонятный звук, в котором нет ничего людского.

– 41 —

Суббота, 3 июня 1989 года,

Вечер,

Старый Буян

– Я, пожалуй, впервые так вкусно пообедал за последние полгода, если не считать того, что мне изредка готовила Катя, – сказал Юрий.

Ужин приготовила Алина: испекла картофельные котлеты, потушила кролика в сметанном соусе. Юрию удалось подстрелить его под самый вечер. Все трое уселись за столом. Марья Павловна ела не за столом, а на своем привычном месте, куда Алина принесла ей тарелку. Дядя Федя как растянулся на скамейке в первой комнате, так там и спал – ноги его свешивались с одного конца, а с другого – голова с открытым ртом, из которого раздавался могучий храп, эхом отдававшийся в стенах избы.