Московские тетради (Дневники 1942-1943)

Два дня сидел и писал статьи. 19-го статью о Ленинградском прорыве, которая сегодня и напечатана; 20-го - две статьи: одну для "Гудка", другую для "Известий" - обе о Ленине. Что получилось, не знаю, но за сегодняшнюю хвалили. [...] Вечерком, утомленный писанием, пошел отдохнуть к Федину. Сидели, выпили по рюмке, я рассказал ему о пьесе, он похохотал, повосхищался, сказал что я - Гофман, помноженный на Чехова, затем оба выразили сожаление, что сейчас обществу не до серьезной литературы, - и пошли спать. [...]

21 января. Четверг

Письмо к Сталину по поводу романа. Написал, что думал - неважно, что не напечатан мой роман, мало ли у меня ненапечатанного? А важно, что подобные действия издателей и редакторов лишают нас, русских романистов, возможности создавать русский роман и выйти с ним на международную арену. Отправил письмо - и задумался, и, задумавшись, впал в некое уныние. Может, и не стоило писать, отнимать у Сталина время? Но, с другой стороны, я ведь не предлагаю ему читать мой роман, не прошу его позаботиться о печатании, а сигнализирую о бедствии литературы, на которое, с моей точки зрения, не обращают внимания. Впрочем, вряд ли Сталин обратит внимание на это письмо, и вряд ли оно попадет к нему в такие грозные для нашего государства дни.

Морозы несколько спали. Пошел прогуляться. Занес Мане 150 грамм конфет, полученных по карточке. Анна Павловна с радостью показала 400 грамм масла, купленного на базаре за 350 рублей. За такие же деньги я купил вчера 29 томов "Нового энциклопедического словаря", т.е. за 400 грамм масла. ...

...23 января. Суббота

Опять сидел дома. Читал странную книжку, называемую "Социология" П.Сорокина. Я бы назвал ее лучше - "как строить роман", т.е. как найти схему, посредством которой можно было бы столкнуть разных людей. Мне кажется, иной ценности книжка не имеет. [...] Вчера получил письмо из Союза, подписанное В.Ставским. напоминают, что я еще не делал взноса на танковую колонну. А у меня всего 500 рублей. Пойду завтра на перерегистрацию, отдам эти 500, - стыдно столько вносить, но денег нет совершенно.

[...] На заседании "планерки" в "Гудке". Железные дороги забиты составами. Есть дороги, с отрезанными концами, забитые составами. Редактор приводит забавный и грустный случай: для того, чтобы не было накипи в котлах машинистам выдают "антинакипин". Однако накипь есть. Стали допытываться - почему? Оказалось, что машинисты меняют "антинакипин" в деревнях, где мужики делают из него мыло, создавая, так сказать - простите за плохой каламбур - буржуазную накипь...

24 января. Воскресенье

Пишу, сдвинув два кресла - мягко и тепло - покрыв ноги мехом, соединив кресла фанерой, положив поверх их подрамник, обитый фанерой, на котором и лежит мой дневник. Тепло и довольно удобно. Не знаю только, много ли часов можно писать в подобном положении? Если много, то хорошо. В иных условиях больше двух часов не выходит.

Был на врачебной комиссии. Вежливейше выслушали, с почтением назвали "высшим командным составом" и признали годным. После чего вернулся домой и стал названивать по телефонам, добывал денег - надо внести на танковую колонну, дать Анне Павловне на дрова. [...]

25 января, 26 января. Понедельник-вторник

[...] Искал какую-то книгу, под руки попал В.Брюсов "За моим окном". Я прочел. Он рассказывает там, между прочим, о том, как его рисовал Врубель, - под конец смыл затылок и оставил одно лицо. Брюсов обижается и называет Врубеля сумасшедшим. Но, когда прочтешь, например, книжку "За моим окном" видишь, что Врубель таки был прав. Символисты пыжились, раздувались, старались казаться и выше, и умнее. Впрочем, великанам вроде А.Блока, это и не нужно было, но Брюсов делал это зря.

27 января. Среда. 28-29-30-31 января

Отчасти по причине холода, безденежья, а равно и устав от писания статей, которых в эти пять дней я, кажется, написал три - я не писал сюда. Да и нельзя перегружать рюкзак тяжестью жалоб.

Вчера только что кончил статью, которая сегодня напечатана в "Известиях", как пришел Кончаловский, веселый, румяный, в бобрах. Заходил в Третьяковку, бранился, что его картины плохо освещены - дело в том, что А.Герасимов написал и повесил новую картину "Сталин делает доклад" и весь свет направили на нее.

[...] На днях был он в Третьяковке, продал картину "Мясо". Возвращается домой, стоит на остановке троллейбуса, у гостиницы "Москва", подходит знакомый художник, спрашивает:

- Петр Петрович, как дела?

- Хорошо. Вот только что в Третьяковке продал "Мясо" за 15 тысяч.

Едут. В троллейбусе одна из женщин, пассажирок, продвигается к нему поближе и говорит:

- Гражданин! Мы из Алма-Аты... С питанием у нас еще плохо... Не можете ли мне устроить хоть немного мяса?

Днем неожиданно собрались Федин, Погодин, Форш. Я выставил полбутылки водки, разговорились. Форш рассказывала о Печковском: