Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века

Не меньшую симпатию испытывали к нему его друзья-профессора. Особенно дружил Страхов с профессором философии Брянцевым, жившим вообще очень уединенно и почти нигде не бывавшим. Снегирев вспоминает, что вне университета Брянцева можно было увидеть только в Успенском соборе, вместе со Страховым, всегда у одной и той же колонны. Брянцев сопровождал Страхова в Нижний Новгород, когда они спасались от французов в 1812 году. Из других его коллег назовем X. А. Чебота рева, с которым Страхова связывало давнее масонское товарищество. Многие соседи Страхова по университетским квартирам пользовались его прекрасной библиотекой, как передают, одной из самых богатых в Москве, содержавшей, кроме книг, собрание летописей, писем, монет — богатство, равное целому музею университета. Все эти коллекции погибли в московском пожаре, так же как и библиотеки многих других профессоров, известных в Москве библиофилов. Там же сгорели и дневники Страхова, в которых он описывал свою жизнь в университете и путешествие по Европе — уникальный исторический источник!

Благодаря выдающемуся положению среди профессоров Московского университета Страхов и в университетском совете играл особую роль — как во время своего ректорства, так и после этого. Его биограф пишет, что половина профессоров (как мы теперь понимаем, это именно те старые профессора, о которых мы только что говорили) не подписывали журнал совета, прежде чем его подписывал Страхов. В его отсутствие откладывалось решение важных проблем[93]. Таким образом, те профессора, которые по складу своего характера не слишком активно участвовали в делах университетской республики, делали Страхова выразителем своих интересов, представителем, может быть, самой крупной партии в университетском совете.

1.3. «Молодые» профессора

При проведении университетских реформ одной из главных целей Муравьев ставил воспитание нового поколения русских профессоров. По его мнению, это можно было сделать, не иначе как посылая талантливых молодых ученых за границу, где бы они сознательно готовились к вступлению на университетские кафедры. В бумагах Муравьева есть список студентов, готовых для отправки в Европу, с обозначенными предметами, которые они будут изучать там: «Тимковский — греческая литература, Кошанский — археология, теория изящных искусств, Чеботарев — технология, Буринский — история, Болдырев — языки восточные, Жуков — высокая геометрия, Озеров — лесоводство, Смирнов (Петр) — философия… Всех сих ученых по приезде можно сделать адъюнктами и профессорами экстраординарными»[94]. Как мы увидим, планы Муравьева осуществились лишь частично.

С другой стороны, попечитель вступает в переписку с молодыми учеными, уже находившимися в зарубежных университетах. Дело в том, что усилиями И. П. Тургенева, стремившегося возродить некоторые традиции Дружеского ученого общества, в 1801–1803 гг. на учебу в Европу выехало несколько молодых людей, близких к семье Тургенева, кругу И. П. Лопухина (среди них, например, были Александр Тургенев и Андрей Кайсаров). Нас интересуют те из них, которые в будущем станут профессорами Московского университета.

В 1802–1804 гг. вместе с А. И. Тургеневым и А. С. Кайсаровым в Геттингенском университете учились будущие профессора И. П. Воинов и И. А. Двигубский. Последний из них окончил Московский университет в 1794 г., получил звание адъюнкта, преподавал физику в благородном пансионе, в 1802 г. защитил в университете диссертацию на звание доктора медицины и был послан за границу. Из Геттингена он переехал в Париж, откуда переписывался с новым попечителем Муравьевым, прося предоставить ему кафедру[95]. После возвращения в 1806 г. Двигубский становится первым в России профессором технологии и наук, относящихся к торговле и фабрикам.

Одновременно с Двигубским в 1803 г. в Геттингене оказывается и М. Я. Мудров. Он поступил в Московский университет в 1796 г. и, женившись на дочери профессора Чеботарева, вошел в круг московских масонов. Ему покровительствовали И. П. Лопухин и И. П. Тургенев.