Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века

В другом письме Штельцер высмеивает преподавание русских законов в виде «комедий». Его отношение к России и настроения здесь ярко рисует следующая фраза из письма к Мейнерсу (1807 г.): «Я не могу и не буду здесь оставаться, среди варварства без границ, среди общего отупления благородных чувств, среди полного удушения всего доброго, среди вечных мечтаний без реальности, среди поступков без цели». Во цвете лет человек здесь ощущает себя погребенным в гробу, заключает профессор[115].

В целом нам представляется, что выбор попечителем иностранных профессоров для Московского университета нельзя назвать неудачным. Другое дело, насколько полно были реализованы их возможности, какой реальный вклад они внесли в университетскую науку. Судьбы немецких профессоров в России сложились по-разному. Не успев начать преподавание, умер Грелльман; прослужив чуть больше года, скончался математик Иде[116], выбыл из университета в Ярославский Демидовский лицей адъюнкт права Турнейзен. Для многих ученых, освоившихся в Москве, пик научной деятельности падает на 1805–1810 гг. В это время регулярно выходят ученые прибавления на латинском языке к объявлениям об университетских лекциях, где свои новые находки и исследования публикуют Маттеи и Буле. Буле включается в программу Муравьева по изданию научных журналов. Под его редакцией выходят «Московские ученые ведомости» и «Журнал изящных искусств», еще один литературный журнал издает профессор Рейнгард, приехавший из Кёльна. Публичные лекции заполняются слушателями, на некоторое время наука и немецкие профессора входят в моду. Но после смерти попечителя публичные лекции прекращаются, журналы исчезают. Без поддержки университетского начальства Буле не может найти достаточное количество подписчиков, а увлечение наукой в светском обществе, которое пробудил Муравьев, проходит. Устойчивым покровительством пользуются лишь ученые-натуралисты, знатоки ботаники, садоводства — наук, относящихся к традиционным дворянским интересам. Так, например, граф А. К. Разумовский приглашает профессора Гофмана и еще нескольких ученых для работы в своем обширном саду в Горенках, где составляется как бы отдельное «горенское» научное общество. Напротив, все проекты, которыми занимался профессор астрономии Гольдбах, так и не были закончены. Гольдбах, профессор Лейпцигского университета, картограф, астроном, сотрудник составителя лучших астрономических таблиц того времени Боде, был вызван специально для руководства будущей университетской обсерваторией. Под ее постройку уже была выделена смета, определено место, но по неясным причинам с лета 1806 г. работа замирает. За это время Гольдбах, проводя наблюдения из окна своей квартиры, фиксирует лунное затмение, определяет широту и магнитное склонение Москвы. Его опыт в картографии хотят использовать для составления карты Московской губернии, плана Москвы, каждое лето вместе с коллегами из Академии наук и Депо карт Гольдбах ездит по центральной России, производит измерения, но проекты и здесь неожиданно прерываются. Не успев добиться существенных практических результатов в России, Гольдбах умирает в 1811 г.

Недостаток практической научной работы профессора стремятся скомпенсировать более тесным общением со студентами. В первом десятилетия XIX в. параллельно с университетскими лекциями возникает система частных уроков, на которых те же университетские преподаватели объясняют материал более подробно, при непосредственном общении с учениками, поэтому и польза от этих занятий больше. Профессоров приглашали к себе аристократические московские семьи; а некоторые ученики из провинции переходили к ним на пансион, т. е. жили и обучались на квартире у профессора — такой способ для их родителей предпочтительнее, чем определение детей в гимназию или благородный пансион[117]. Успех частных занятий свидетельствовал о появившемся спросе в дворянском обществе на серьезных, европейски образованных учителей, и их влияние на формирование мировоззрения учеников, среди которых будущие декабристы, велико. Грибоедов в следственном деле указывает, что «воспитывался частию дома, частию в Московском университете под надзором профессора Буле»[118]. Грибоедов посещал частные уроки Буле вместе с братьями Чаадаевыми и кн. И. Д. Щербатовым. Известно, что в годы учения в университете он написал стихотворную пародию «Дмитрий Дрянской», в которой изображал ссору немецких и русских профессоров и особенно высмеивал М. Т. Каченовского, злого и мелочного критика, который активно боролся против Буле и, в конце концов, занял его кафедру; очевидно, в этом споре симпатии Грибоедова были на стороне его учителя[119]. В доме профессора Рейнгарда жил и учился декабрист А. З. Муравьев, а лекции Рейнгарда высоко ценили Николай Тургенев и Никита Муравьев. О лекциях Буле любил вспоминать Чаадаев, который также «особенно почитал память Баузе и Шлецера-сына»[120].