Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века

Благодаря большому количеству учеников немецкие профессора не были так удалены от светского общества, как их русские коллеги старшего поколения. С помощью рекомендаций Муравьева профессора Буле, Рейнгард, Шлецер были вхожи в салоны московских литераторов, впоследствии Буле сблизится с кружком Карамзина. Нужно отметить «благородное» происхождение некоторых профессоров (Рейсс, Фишер фон Вальдгейм, Буле), ценившееся русским обществом. Пользуясь знакомством с немецкими учеными, аристократы приглашали их как специалистов для описания своих библиотек (например, каталог библиотеки А. К. Разумовского издал профессор Гейм).

С другой стороны, маленькая корпорация немецких профессоров сохраняла свою замкнутость. Внутри ее оставались дружеские связи, родившиеся еще в Германии. Между собой дружили геттингенцы Буле, Гофман, Рейсс, Иде, Грелльман. Профессора Иде, Рейнгард, Рейсс и Керестури породнились семьями. Многих ученых объединяла любовь к музыке венских классиков, еще слабо распространенной в России. У Баузе и Гофмана устраивались домашние концерты. В 1806 г. в Большой университетской аудитории был установлен орган, на котором мастерски играл Баузе, бывший органистом еще в петербургском лютеранском училище, а в Москве продолжавший играть на богослужениях в местной церкви. Многие профессора были весьма набожны: так, о Рейнгарде говорили, что он служил пастором в Ростоке[121], а химик Рейсс исполнял в Москве обязанности старосты в евангелической церкви.

Уже в России немецкие ученые узнали об оккупации войсками Наполеона германских княжеств. Их антифранцузские настроения, естественная реакция на порабощение родины, отмечались современниками и находили отклик в патриотически настроенных сердцах русских слушателей, которые не хотели мириться с постыдными условиями Тильзитского мира. (Так, например, П. Я. Чаадаев летом в деревне, во время торжеств по случаю мира, «ушел на целый день в поле и забился в рожь, а когда его там отыскали, то с плачем объявил, что домой не вернется, что не хочет присутствовать при праздновании такого события, которое есть пятно России и унижение государства»[122].) После заключения договора с Наполеоном такая позиция немецких профессоров ставила их в оппозицию к правительственному курсу. У того же П. Я. Чаадаева, например, на руках находилась запрещенная в Москве реляция о невыгодно закончившемся для французов сражении при Асперане, и возможно, этот документ попал к нему от учителей или, по крайней мере, обсуждался с ними. Можно добавить, что учитель Чаадаева профессор Буле хорошо знал одного из руководителей антинаполеоновского движения в Германии барона Штейна.

Таким образом, немецкие профессора нового поколения составляли в университете отдельную группу ученых с иным научным кругозором, иным образом жизни и политическим мировоззрением, нежели у русских профессоров. Степень участия немцев в университетском самоуправлении менялась — если сначала их число в совете достигало половины, то затем оно сокращалось. Во время попечительства Муравьева между немецкими и русскими учеными, вместе работающими над преобразованием университета, не было явных противоречий, но впоследствии, с изменением отношения к иностранцам со стороны новых попечителей, возникают и конфликты. Наибольший вес в «немецкой партии» имел И. Т. Буле с его пятнадцатилетним опытом участия в совете Геттингенского университета. Буле считал себя ответственным за продолжение развития университета в рамках замыслов Муравьева, поэтому именно против него были направлены интриги М. Т. Каченовского и доносы П. И. Голенищева-Кутузова (см. ниже).

Велика была роль иностранцев в советах отдельных факультетов. Почти целиком из немцев состояло нравственно-политическое отделение, более сбалансированы были физико-математический и словесный факультеты, и только у медиков число русских профессоров преобладало. Но, как уже подчеркивалось, такое состояние мыслилось как временное, пока не будут подготовлены новые кадры русской профессуры: по плану Муравьева, Маттеи должен был сменить Тимковский, Буле — Кошанский, Шлецера — Чеботарев-младший и т. д. Много иностранцев и среди деканов за 1804–1812 гг.: Гейм, Маттеи, Буле — на словесном факультете, Баузе, Рейнгард, Шлецер, Штельцер — на этико-политическом, Гильтебрандт — на медицинском. В 1808 г. Рейнгард избирается инспектором казеннокоштных студентов. Наконец, двое немцев становятся и ректорами университета, правда, оба они (Баузе и Гейм) принадлежали к дореформенному поколению профессоров.

2. Внутренняя жизнь университета в 1803–1812 гг

2.1. Ректорство Х. А. Чеботарева и П . И. Страхова