Научная и литературная деятельность Тимковского началась еще до отъезда за границу, когда в 1803 г. вышел его перевод Оссиана (с немецкого издания). Его магистерская диссертация „О дифирамбах и их употреблении у греков и римлян“ (1806) вызвала благоприятный отклик профессора Буле, который писал: „Рассуждение сие тем большую заслуживает похвалу, чем оно важнее по своему содержанию, относящемуся к такому предмету древней классической литературы, который до сих пор еще не был довольно обработан и объяснен, так как подобные занятия при всей их пользе и необходимости для усовершенствования наук в России очень редки между нашими русскими молодыми людьми; оно может также для прочих служить примером и образцом к подражанию“[241]
.Известность и награду монарха принес Тимковскому выполненный им по заказу Муравьева в 1806 г. комментированный перевод Федра, который, впрочем, сам переводчик считал несовершенным, сделанным наскоро перед отъездом в чужие края. Вернувшись в Россию в 1809 г., Тимковский приступает к преподаванию в Московском университете древней литературы и через год становится экстраординарным профессором (в 25 лет!). На разных курсах он объяснял и комментировал практически всех значительных писателей Греции и Рима. „Напитанный чтением классических писателей, он приобрел ту определенность, ясность и порядок, с каким выражался при письме и на словах, и не только на отечественном, но и на латинском языке, который сделался для него как бы природным“. Студент, слушавший его лекции, вспоминает: „При объяснении Древностей охотно раскрывая нам прекраснейшие места из классиков, он, однако, никогда не пускался в эстетический разбор красот их, оставляя слушателям самим их чувствовать. Но из выбора этих мест было видно, что он был проникнут их красотами. Я знаю достоверно, как он восхищался латинскими поэтами и в особенности Овидием в его Превращениях и Фастах… Но еще более увлекали его высокие уроки нравственности, рассеянные в древних писателях. Разговаривая со мной однажды о несчастьях и горестях, сопровождающих жизнь человеческую, он сказал мне: читайте Цицероновы беседы Тускуланские, они много принесли мне пользы и утешения в скорбях моих“[242]
.Латинская речь Тимковского о греческих и римских доблестях, произнесенная в торжественном собрании 1811 г., вызвала всеобщее восхищение как образец изящества и простоты латинского стиля. Престарелый Маттеи видел в бывшем своем ученике преемника, который превзойдет учителя.
Талант и увлечения Тимковского касались не только древних языков. Из новых языков он владел немецким, французским, английским и польским, любил философию и не последнее место в своих занятиях отводил истории. По просьбе Общества истории и древностей российских Тимковский начал публикацию Повести временных лет по Лаврентьевскому списку с критическим анализом языка Нестора. Профессор поставил под сомнение распространенное в XVIII в. утверждение, что Нестор является также автором Киево-Печерского патерика, указывая на несходства этих памятников. Тимковскому также принадлежит, к сожалению утраченный, комментарий к „Слову о полку Игореве“. Пример Тимковского показывает нам, каким образом первые специалисты в области изучения древнерусской литературы происходили из филологов-классиков, которым доскональное знание древних языков позволяло лучше понимать свой собственный.
Напряженный труд, ослаблявший зрение, и болезни подорвали здоровье Тимковского, который умер в 1820 г. в возрасте 35 лет, не успев закончить многие из задуманных работ.
П. А. Сохацкий, профессор эстетики и древней словесности до 1809 г., принадлежал к поколению ученых прошлого, XVIII, века. Как знаток античной литературы, он был одним из учителей Тимковского, а в преподавании эстетики сочетал „свои сведения в древней словесности с новейшими взглядами философов и критиков своего времени“, выстраивая перед студентами стройное здание эстетики классицизма, развившегося в конце XVII–XVIII вв. во Франции и обогащенного античными исследованиями и воззрениями Винкельмана. Из новых трудов Сохацкий перевел и издал учебник эстетики Мейнерса, геттингенского корреспондента Муравьева.
Лекции Сохацкого по эстетике привлекали многих студентов. В них профессор доказывал, что „необходимым условием истинно изящного произведения должно быть сочетание внешней прекрасной формы с таким внутренним содержанием, которое в основании своем имеет истину, правильность, благоприличие и благородство“. Источником художественного представления являются идеальные образцы, примером которых для Сохацкого служат творения античности. Соединяя с чувством красоты понятие о стройности, гармонии и спокойствии, Сохацкий тем самым выступает как убежденный критик романтизма, видя в нем „мрачность, какую-то эстетическую темноту“, противостоящую радостной и светлой классике, признак упадка искусств и „изнеможения гения“[243]
.