Московское время

«Умрешь тут, на этой продавленной кровати, – мелькнуло в голове у Ивана, – и успеешь протухнуть, прежде чем догадаются взломать дверь». Перед его мысленным взором предстали лица управдома и дворника, приглашенных в качестве понятых. Дверь, конечно, будет вскрывать Юра, Петрович – составлять протокол своим каллиграфическим почерком, фотограф Спиридонов – суетиться и шипеть магниевой вспышкой, а Горюнов – обстоятельный, спокойный, неулыбчивый человек – вздохнет и скажет, что «Ваня сильно изменился». Эксперт был мастером таких двусмысленных фраз, которые выдавал с совершенно равнодушным видом, усиливая производимое впечатление.

Опалин встряхнулся. Он знал за собой этот недостаток – слишком живое воображение – впрочем, не раз и не два помогавший ему в работе. Неожиданно ему захотелось есть. Поднявшись с кровати, Иван отправился на кухню, где стояли только газовая плита, раковина, стол, один-единственный стул и обшарпанная тумбочка, заменяющая кухонный шкаф. Немногочисленную посуду Опалин держал на тумбе, продукты – за ее дверцами. Яйца кончились, но зато нашелся мешочек с рисом, и как раз когда Иван наливал воду в кастрюлю, чтобы поставить ее на плиту, прозвучал звонок в дверь.

Опалин выключил воду, вернулся в комнату, достал из-под подушки пистолет и вышел в коридор.

– Кто?

– Это я… Лиза.

Открыв дверь, он сразу же заметил две объемистые авоськи с продуктами в руках у Юриной сестры. Не дав Опалину возразить, Лиза решительно прошла в кухню и стала выкладывать молоко, мясо, варенье, хлеб, масло, яйца, вино, банки консервов и мармелад.

– Юрка, осел, мне только вечером сказал, что ты заболел, – пояснила извиняющимся тоном, – не то я бы раньше пришла… Вот лекарства.

Она вытащила таблетки и положила их на тумбочку, потому что стол был заполнен продуктами.

– Лиза, – начал Опалин, испытывая сильнейшее смущение, – я…

– Только не говори, что тебе ничего не нужно, – оборвала его молодая женщина. – Мясорубки у тебя нет? Ладно, обойдусь без нее…

Она вернулась в переднюю. Иван, спохватившись, помог ей снять темно-серое пальто с каракулевым воротником. Лиза стянула варежки, избавилась от шапочки, размотала шарф и, прислонившись к стене, стала стаскивать сапожки. Ивану было не по себе: он раньше не задумывался о том, как выглядит его жилье, а теперь передняя с телефоном и двумя крючками для одежды, скудно меблированная кухня и единственная комната, где не было ничего, кроме кровати, бюро и старого кресла, предстали перед ним во всей своей убогой наготе. Чтобы отогнать неприятные мысли, он вернулся в комнату и убрал оружие в ящик стола.

– Ты лекарство пил? – спросила Лиза из кухни и сама же ответила: – Конечно нет…

– Я могу тебя заразить, – проворчал Опалин.

– Я уже переболела гриппом, – откликнулась его собеседница, но по секундной задержке перед словами Иван тотчас же понял, что она говорит неправду. – Фартука у тебя нет? Ну, нет, так нет…

Лиза вылила воду из кастрюли, нахмурилась при виде почерневшей сковороды и, засучив рукава, принялась ее чистить. Опалин, стоя в дверях, помрачнел. Он чувствовал себя разом как все три медведя, в домик которых вторглась непоседа Машенька.

«Если б на ее месте была Маша…»

Черт возьми, почему он никак не может выбросить Машу из головы?

– Я тебе мармелад принесла, – напомнила Лиза, – который ты любишь.

Невысокая, русоволосая, с круглым лицом и беспокойными серыми глазами, она мало походила на своего интересного вальяжного брата. Но Опалин подумал, что она не нравится ему не потому, что ее нельзя было назвать красавицей. Он плохо переносил, когда на него пытались заявить права, а подкуп мармеладом – это вообще нечестно. Что он, маленький ребенок?

– Какая у тебя температура? – спросила Лиза с тревогой, глядя на его розовые щеки.

– Понятия не имею. У меня нет градусника.

– О градуснике-то я и не подумала, – сокрушенно проговорила молодая женщина и, подойдя к нему, тыльной стороной руки потрогала его лоб. Опалин молча отстранился. – Тридцать восемь, не меньше… Сядь, температуру не стоит переносить на ногах.

Тут Опалину захотелось просто убежать, куда глаза глядят, но он пересилил себя, сел и, чтобы занять руки, достал папиросы. Вытащил одну, постучал ею по пачке, лихо заломил и сунул в рот. Спички лежали на тумбе, и, открыв коробок, он увидел, что осталось только три. Первая спичка зашипела и погасла, вторая сломалась, зажечь удалось только третью. Лиза поглядела на пустой коробок, поставила сковородку и вышла в переднюю. Через несколько мгновений она вернулась с непочатым коробком спичек.

– Совсем про них забыла… Они у меня в кармане были.

Вспыхнул синим венчиком газ, зашипело масло на сковороде, вкусно запахло жареным мясом. Опалин смирился и даже взял кусочек мармелада. Повернув бутылку вина, он посмотрел на этикетку. Ай-Даниль Бордо, 43-й номер. Черт побери, какое внимание! Это вам уже не мармелад.

– Откуда столько всего? – спросил Опалин со смешком.

– К Юре киношники приходили. Вино и икра – от них.

Тут только Иван заметил спрятавшуюся за яйцами баночку икры.

– А что киношники от него хотели? – машинально спросил он.