Московское время

– Ну, она принадлежала к тем женщинам, которые думают, что если тысячу раз повторить одно и то же, мужчина сдастся и сделает так, как они хотят, – проворчал Радкевич.

– Она докучала вам в этом смысле?

– Нет, она была достаточно… сообразительна, чтобы не делать того, что меня раздражало. Но… да, намеки были… И разговоры о том, как дома у нее плохо.

– У вас были другие увлечения, помимо нее? – будничным тоном спросил Опалин.

– Какое вы имеете… – вскинулся Радкевич, но посмотрел на лицо собеседника и ответил: – Нет.

– А у нее, помимо вас?

– Ну я же не следил за ней, – не без иронии ответил подозреваемый. – Но думаю, нет. Скорее, нет. Не потому, чтобы она меня любила, а потому, что я казался ей… ну… тем человеком, который поможет ей… – Он сделал паузу, подбирая слово, и наконец сказал: – Подняться.

– Подняться куда?

– Не куда, а откуда. Обычная история: отец работал и пил, мать работала и погрязла в быту, братья и сестры требовали внимания. Она хотела благодаря мне выбраться… из этого болота и не любила, когда на меня обращали внимание другие женщины. Когда я однажды задал вопрос ее подруге – просто из вежливости, – нравятся ли ей комедии Шкваркина[6], Лене сразу показалось, будто меня пытаются… ну, в общем, увести.

– И восприняла это болезненно?

– Мне она ничего не сказала. Но ее подругу я больше никогда не видел.

А ведь подружка вполне могла пришить Елисееву, чтобы завладеть перспективным женихом, помыслил Петрович. Бывали, бывали в их практике и такие случаи…

– Давайте поговорим о последнем вечере в тридцать седьмом ресторане, – Опалин для виду сверился с бумагами, – адрес: улица Рождественка, два дробь пять. Вы часто там бывали с вашей спутницей?

– Ну… Ей больше нравился «Националь». Но я предпочитаю места потише.

«И где счет в итоге получается меньше», – закончил про себя Петрович. Пока он почти не вмешивался, внимательно следя за ходом допроса.

– У меня много знакомых официантов…

«Которые с потрохами сдают тебя угрозыску, – мысленно договорил старый сыщик. – Нашел чем гордиться…»

– Опишите ваш вечер в ресторане, ничего не пропуская, – попросил Опалин.

– Вечер как вечер. – Радкевич пожал плечами. – Мы сели за отдельный столик, никто нам не мешал и не лез без спросу. Ели, пили… разговаривали… Потом поехали ко мне. Потом она ушла…

– Когда именно?

– Часов в шесть. Или семь. Я не помню…

– Почему так рано? – поинтересовался Опалин.

– Потому что одна из соседок, старая карга, шпионит за мной и все докладывает моей бывшей жене.

– С которой вы разъехались и даже развелись?

– Вы женаты? – спросил Радкевич.

– Это к делу не относится, – отрезал его собеседник.

– Не женаты, иначе бы понимали. – Радкевич усмехнулся. – У женщин сильно развито понятие собственности в отношении мужчин, с которыми они жили.

«Черт возьми, – подумал Петрович, – какие обороты закручивает. Наверняка и книг много читал, и образование имеет выше среднего». Но Петрович давно уже знал, что именно такие интеллигентные, легко изъясняющиеся литературными оборотами люди могут оказаться куда более жестокими и непредсказуемыми, чем самые матерые уголовники.

– Мы с женой не поддерживаем отношений, – продолжал Радкевич, – но иногда все же сталкиваемся у знакомых, и обычно она хорошо осведомлена… о моей жизни. По работе я завишу от ее отца. Он всегда хорошо ко мне относился, он вообще из тех, кто умеет отделять личное от служебного, но – я ему всего лишь бывший зять, а Раиса – его дочь. Если она вздумает пожаловаться, у меня будут… сложности…

Судя по паузе перед последним словом, сложности предполагались вселенских масштабов.

– Вам известно, куда Елисеева направлялась, когда ушла от вас утром двенадцатого ноября? – спросил Опалин.

– Как куда? Домой…

– Пешком до Таганки?

– Почему пешком? Есть метро, эти, как их… автобусы, трамваи…

Ну да. И еще троллейбусы, ага.

– Вы уверены, что она собиралась вернуться к себе? Перед встречей с вами она поссорилась с родителями. Она не рассказывала… может быть, собирается к кому-нибудь из знакомых… или родственников…

– Не помню. – Радкевич задумался. – Кажется, нет… Нет.

– Вы видели, как она шла по улице?

– У меня окна выходят во двор. Я только видел, как она пересекла двор.

– Кто-нибудь следовал за ней?

– Нет. Я никого не заметил…

– Уверены?

– Уверен.

Итак, девушка рано утром выходит на улицу Горького, собирается ехать на Таганку, а вместо этого оказывается в Марьиной Роще в виде бездыханного тела. Загадка, однако.

– Я прошу вас хорошенько подумать, прежде чем отвечать. Вечером одиннадцатого, когда вы с вашей подругой были в ресторане, все было как обычно? Ничего странного, настораживающего…

– На моей салфетке обнаружилось пятно, – уже с нескрываемой иронией ответил Радкевич. – Я подозвал официанта и попросил ее заменить. Это считать странным?

«Начинается, – подосадовал Петрович. – Когда свидетель позволяет себе дерзить – значит, дело плохо».

– Потом… что потом? – продолжал Радкевич, кривя губы. – Мы с ней немножко повздорили. Вам, конечно, уже донесли? Но это была шутка, настоящей ссоры не было.