Москва, 1941

Наша 6-я дивизия вошла в состав 24-й армии Резервного фронта (командующий армией генерал-майор К. И. Ракутин), прикрывавшей ельнинское направление. Через день в батальон поступила первая партия винтовок. Она оказалась не советского производства, говорили, что они польские.

Основная наша беда была не в том, что у нас было оружие иностранного производства, а в том, что его вообще было мало. На отделение выдавалось 7–8 винтовок вместо одиннадцати. Так что не каждый боец имел личное оружие», – вспоминал Николай Филимонович Самоделов, вступивший 17-летним юношей в ополчение Орехово-Зуевского района, которое влилось в 6-ю ДНО.

«…нас [6-ю ДНО] влили в 24 армию, потому что нам нужен был какой-то хозяин… До этого у нас были небольшие бои. Мы уничтожали крупные десантные отряды. Говорили, что это десанты с самолетов, но по-моему, это были просто прорвавшиеся группировки немцев… Потом мы один батальон давали для действий в 107 дивизии… В этом батальоне было до 700 штыков… Потери в батальоне были порядочные: вместе с ранеными человек до 200, из комсостава погиб один политрук Жогов из Наркоминдела… Для взятия Ельни мы по приказу командира дивизии на основе приказа армии послали отряд в 500 человек», – рассказывал в 1943 году комиссии по истории обороны Москвы подполковник Аркадий Григорьевич Перченков.

21-я ДНО после выхода в начале июля из Москвы сосредоточилась в 40 км западнее от столицы, где проходила обучение. 24 июля там было организовано вручение боевых знамен, пожалуй, они получили знамена первыми из московских добровольцев. После завершения комплектования подразделений и частей личным составом, боевой техникой и материальными средствами дивизия 15 августа покинула место формирования и через три дня вошла в состав 33-й армии. В конце августа она получила общевойсковой номер и стала 173-й стрелковой дивизией.

Но постепенно дивизии народного ополчения вооружались и перевооружались, проходили боевую учебу, и в сентябре 1941 года это были вполне боеспособные подразделения, примерно такие же, как и другие дивизии, сформированные после начала войны. К октябрю все они получили общевойсковые номера.

Отметим, что местом расположения штаба Резервного фронта указывался Гжатск, при этом штаб Западного фронта располагался совсем рядом, в Вязьме. Там же, в Вязьме, находился штаб 32-й армии Резервного фронта, а штаб 24-й армии Резервного фронта – в 20 км западнее в Семлево. Два фронта располагались слишком близко друг к другу, что было очень плохо: тылы Западного фронта иной раз оказывались среди боевых порядков Резервного фронта. Это обстоятельство самым негативным образом сказалось в октябре 1941 года, во время операции «Тайфун». Первый стратегический эшелон (Западный фронт) имел небольшую глубину и невысокую плотность сил и средств, а стратегический резерв (армии Резервного фронта) – неудачное расположение. Войска его частью сил находились в первом стратегическом эшелоне на флангах Западного фронта, а основными силами – в его тылу. Такое построение затрудняло организацию взаимодействия между фронтами, усложняло управление войсками и сковывало маневр Западного фронта.

Надо отметить, что такая ситуация сложилась из-за того, что Резервный фронт выстроился вдоль оборонительного рубежа, который, как мы знаем, был выбран еще до войны и спешно оборудовался противотанковыми преградами и огневыми точками. А Западный фронт оказался в том положении, в каком его «оставило» июльское немецкое наступление.

Момент образования Резервного фронта совпал с жестокими поражениями на Западном направлении под Смоленском, Ярцевом и Ельней.