Москва 1979

Света в окнах не было, дома назначены к сносу, прежние жильцы уже перебрались в новые квартиры, но до февраля следующего года дома обещали не трогать, — поэтому кое-где мебель стояла еще не вывезенной, стекла в окнах целы, квартиры заперты на все замки. Ночами во дворах собиралась окрестная оболтусы, бренчали на гитарах и пили с девчонками крепленое вино, — но это в хорошую погоду, а сегодня прохладно и дождь. Борис вошел в подъезд, по прямой лестнице с шаткими деревянными перилами поднялся на второй этаж. Ключи от этой квартиры он получил от Пола, пару раз был здесь, оставил в тайнике негативы.

Он остановился на площадке второго этажа, прошел по коридору до конца, выглянул в окно, выходившее на пустырь, открыл оба замка, вошел внутрь. В подъезде сырой воздух был пропитан запахом плесени, здесь же до сих пор сохранились запахи человеческого жилья, пахло тряпками, шерстью, было тепло, потому что центральное отопление еще не отключили. Борис прошел на кухню, бросил сумку на пол. Не зажигая света, налил воды из-под крана в чашку с отбитой ручкой. Он выпил до дна эту воду, отдающую ржавчиной, еще налил и выпил. Потом он рухнул на табуретку, дрожащими руками достал из кармана пачку сигарет и прикурил от спички. Он бросил окурок на пол, раздавил его подметкой, прошел в комнату и упал ничком на железную кровать, накрытую ватным одеялом.

Он отвернулся к стене и долго лежал, обхватив голову руками и плотно сжав зубы. Провалился в зыбкое полуобморочное состояние, и долго лежал так, не представляя, сколько прошло времени, не замечая его движения. Еще не рассвело, когда он поднялся, вошел на кухню. В пачке оставалось четыре сигареты, он выкурил одну, не чувствуя желания курить и не понимая, зачем вообще он это делает. Присел у подоконника, отодрал доску, прибитую под радиатором. Запустив руку под пол, вытащил пластиковый пакет.

В нем два пистолета, патроны и снаряженные обоймы. Он достал из сумки новую пару брюк, свитер и переоделся. Сел у окна и, тоскливо глядя на пустырь. Занимался мутно-серый рассвет, моросил дождь. Был виден кусок пустыря, отгороженный забором, за ним несколько старых домов, уже полностью выселенных. По пустырю лениво трусила стая одичавших собак. Борис надел кепку шестиклинку, застегнул пуговицы черного полупальто, вышел на площадку и запер квартиру. По улице мимо забора дошагал до машины. В первых рассветных сумерках синие "Жигули" казалась черными. Он сел за руль и поехал в сторону Рязанского проспекта.

* * *

Через сорок минут он остановил машину неподалеку от ворот гаражного кооператива "Бор". Здесь дул промозглый ветер, качая одинокую березу, к стволу которой кто-то прибил скворечник. Будка вахтера была пуста, створки ворот приоткрыты. Изредка на территорию заходил кто-то из автолюбителей, вскоре выезжал, выскакивал из машины, чтобы закрыть за собой ворота, — и снова никого не видно. Борис сидел неподвижно, постукивал пальцами по баранке и глядел в пространство. Зеленый забор кооператива уходил куда-то далеко в сторону лесопосадок и там терялся в тумане.

Борис закрывал глаза, вспоминал, как вчера вечером вышел из метро "Проспект Мира", купил в киоске у метро большой сливочный пломбир за сорок восемь копеек, положил его в полупрозрачный пластиковый пакет с изображением синего облака и надписью "Летайте самолетами аэрофлота" и свернул к дому. Справа через проспект за строительным ограждением — контуры серой громадины "Олимпийского", — в газетах писали, — самого большого крытого стадиона в Европе. В сумерках видны всполохи электросварки, подходят грузовики с бетоном. Строители торопятся, работы идут в три смены, надо успеть к Олимпиаде.

Он остановился на переходе через Безбожный переулок, ждал, когда пройдет трамвай и загорится зеленый свет. Прохожих немного, ветер холодный, порывистый, дует в лицо. Он шел и думал, не зайти ли в "Казахстан", если повезет, если пельмени еще не разобрали, он купит пару пачек, но потом вспомнил, что пельмени он покупал еще вчера. Он подошел к дому, поднялся на этаж, повернул ключ в замке. Перешагнул порог, включил свет и спросил: "Эй, есть кто дома?" Сделал пару шагов вперед и остановился. Он видел Галю в светлом плаще, она лежала в большой комнате, у порога. Крови было мало, она собралась в небольшую лужицу под головой. Лужица была почти черная, похожая на чернильную кляксу. В ней отражался свет люстры.

* * *