Москва 1979

Борис посмотрел на часы. Он вошел в эту квартиру четыре минуты назад. Если соседи слышали выстрелы и вызвали милицию, — у него еще осталось время, чтобы спокойно уйти. Он заглянул в туалет и в ванную комнату, — пусто. Что ж, значит, ему не повезло. Он снова оказался у входной двери, здесь копошился Саша. Стараясь подняться, он хватался за стену. Борис оттолкнул его, открыл дверь, но оглянулся, услышав быстрые шаги. Лиза бежала через коридор, грудь и подол длинного платья заляпаны свежей кровью. Она повисла на Борисе, стараясь вцепиться ему в горло, он ударил Лизу наотмашь. Она еще крепче схватила ворот пальто, он ударил снова, сильнее.

Лиза опустилась на колени, схватил его за карманы пальто, притянула к себе, он с усилием освободился, вышел на лестницу и хлопнул дверью. Лиза пару минут лежала на полу, потом села. В коридор вышел единственный мужчина, не принимавший участи в драке и стрельбе. Это был дородный румяный дядька с аккуратно подстриженной бородкой. Он молча помог подняться, довел Лизу до комнаты с камином, посадил на кровать.

— Вадим, ты — сволочь, — сказала Лиза. — Ты ничего не сделал. Сидел и смотрел, как Игоря убивают. Трус, мерзавец, гад последний…

— Что я мог сделать? Вилкой этого психа уколоть? В задницу?

— Вадим, надо вызвать "скорую".

— Поздно уже, — ответил Вадим.

— Тогда ментов.

— С этим успеем.

Вадим принес полстакана коньяка. Сейчас Лиза затряслась как в ознобе и разжала кулаки. На ладони смятая бумажка, четвертинка тетрадного листка с адресом, начинавшегося словами: Карелия, Медвежегорский район.

* * *

Борис спал беспокойно, прислушивался, лежа на спине, глядел в темноту. Утром он не спешил выходить, дожидаясь, когда утренний город наполнится людьми и машинами, — так безопаснее. Он съездил в комиссионный магазин неподалеку от Киевского вокзала, сделал кое-какие покупки в дорогу: компас, фляжка в матерчатом чехле. В комиссионном магазине при Тишинском рынке нашелся отличный брезентовый плащ, почти новый, с глубокими карманами и капюшоном, рюкзак с широкими ремнями, приличные резиновые сапоги и брезентовая палатка в чехле.

В другом магазине, где торговали всякой всячиной, от ратиновых пальто на вате до фарфоровых статуэток Ленина, он за большие деньги купил армейский бинокль. Ценная штука, конец пятидесятых годов, тогда еще не разучились делать качественные вещи. Он зашел в парикмахерскую, а затем отправился в ресторан в здании Рижского вокзала, пообедал и выпил стакан коньяка. Он подумал, что завтра уедет и больше никогда не вернется в этот город, где родился, где прожил жизнь, не такую уж длинную, где осталось много людей, которых он любит. И уезжать совсем не хочется, но выбора нет.

Он вернулся в тот же дом, рано лег, проснулся еще до света, но понял, что больше не заснет. Выходить было рано, он сел у окна и сквозь предутреннюю мглу стал смотреть на пустырь. Наконец выпил стакан кипятка и ушел. Утро было холодное, под башмаками поскрипывал лед, на лобовом стекле машины слой инея. Он сел за руль, полистал автомобильный атлас. От Москвы до города Медвежегорска, районного центра в Карелии, тысяча с небольшим километров и там еще сотня.

Глава 57

Время шло, Гончар устал ждать, он распорядился доставить Чаркину в большой дом на площади Дзержинского. Чтобы скорее протрезвела, ее освежили под холодным душем и заперли в камере. На допросе Чаркина утверждала, что Борис пришел, чтобы отдать часть денег и получить ключи от карельского дома, принадлежащего родственнице. Как показала проверка, дом действительно принадлежит тетке Чаркиной, семь лет назад Борис дважды бывал там. Почему он решил направить стопы именно в ту деревню, в Никольское? Тут все понятно: хочет спрятаться в глухой дыре, отсидеться.

Оперативники из местного управления КГБ побывали на месте, вернулись в Петрозаводск, — оставаться в деревне команды не было. Гончар прочитал их рапорт. Место уединенное, в километре от Онежского озера, население — четыре старухи, пять женщин, три из них — предпенсионного возраста. Еще три трудоспособных мужчины, но они летом и осенью вплоть до холодов заняты в рыболовецкой артели имени Кропоткина. Еще есть старик инвалид и некий мужчина неопределенных лет, слабый на голову, вроде юродивого.

Дорога в деревню — грунтовая, телефонной связи нет, раз в неделю приезжает передвижная лавка, крытый грузовик, с него продают самое необходимое: соль, хлеб, нитки, керосин. Из районного центра можно добраться автобусом, который ходит по трассе дважды в сутки и останавливается на перекрестке, но в деревню не заворачивает. От трассы километра четыре пешком.