Москва-41

Тем временем 63-й корпус 21-й армии дрался в полном окружении. Немцы настолько плотно закрыли горловину окружения, что стало понятно: соединению в полном составе не пробиться. Ефремов, исчерпав все возможные средства вызволить из кольца обречённых на гибель и плен, послал в окружённую группировку самолёт. Накануне во время авианалёта на штаб 21-й армии был ранен исполняющий обязанности командующего генерал-майор В. Н. Гордов. Лётчик, направленный к Петровскому, имел пакет с приказом, в котором, в частности, было и следующее: «…2. В командование 21-й армией немедленно вступить комкору-63, генерал-лейтенанту Петровскому.

3. В командование 63 ск вступить командиру по назначению Петровского.

4. О допущенном командире для командования 63 ск Петровскому немедленно доложить Военному совету фронта».

Лётчик тихоходного Р-5 выполнил приказ, благополучно приземлился у села Святое, где находился КП 63-го стрелкового корпуса, вручил Петровскому приказ комфронта. Тот прочитал его и на обороте написал, что просит командующего отложить его назначение до выхода корпуса из окружения.

Когда самолёт вернулся назад, начштаба полковник Л. М. Сандалов[84] с горечью сказал Ефремову:

— Петровский не выполнил приказ. Зря.

Ефремов внимательно посмотрел на своего начштаба и сказал:

— Петровский — настоящий офицер. И до того, как получить наш приказ, он отдал себе свой. И сейчас его исполняет. Как офицер, он имеет на это право.

В районе Чеботовичей близ Гомеля Петровский сосредоточил два полка 154-й и остатки 232-й стрелковых дивизий. И пошли на прорыв через порядки немецкой 154-й пехотной дивизии. Комкор был смертельно ранен…

Центральный фронт просуществовал недолго, 25 августа он был расформирован, а управление и войска переданы Брянскому фронту. Но несколько раньше произошло событие, о котором следует рассказать особо. Военные люди на войне воюют: солдат в своём окопе, офицеры — каждый на своём месте, некоторые тоже в окопе, рядом с бойцами, некоторые на КП роты, батальона, полка и так далее. Но были во время Великой Отечественной войны высокопоставленные люди в военной форме, которые считали, что видят проблему гораздо шире фронта того соединения, представительствовать от имени Ставки в которое были поставлены. Шире, и, главное, глубже. Они получали такие же полководческие ордена, которые получали настоящие военачальники. Я имею в виду членов Военного совета армий и фронтов. Как известно ими были партийные функционеры Л. З. Мехлис, Н. С. Хрущов, Н. А. Булганин и многие другие. Мехлис, к примеру, умудрился получить все полководческие ордена, кроме ордена Богдана Хмельницкого. Даже П. К. Пономаренко, о котором вынужденно пойдёт речь ниже, имел полководческий орден Суворова 1-й степени. Хотя военным никогда не был. Он окончил Московский институт инженеров транспорта, с 1937 года работал в аппарате ЦК ВКП(б), где, видимо, прошёл ту партийную школу, которая и помогала ему потом в жизни добиваться высот, должностей, положения. В августе 1941 года Пономаренко был членом Военного совета Центрального фронта. 8 августа Ефремов принял фронт. Надо полагать, какое-то время ему потребовалось, чтобы сдать дела в 21-й армии своему заместителю и начальнику штаба В. Н. Гордову, какое-то — для того, чтобы принять фронт у отбывающего в Крым Ф. И. Кузнецова. Войска в это время находились в постоянных боях. А в это время, 14 августа, Пантелеймон Кондратьевич, как бдительный член Военного совета Центрального фронта, отсылает в Москву, в Ставку, на имя И. В. Сталина телеграмму следующего содержания:

«Считаю абсолютно необходимым доложить вам о следующем:

Кузнецов, будучи комфронта, всё время был связан с командармами, командирами корпусов и дивизий. Всегда точно знал обстановку на каждый момент. Малейшее шевеление частей противника становилось известно и вызывало контрмеры. В штаб беспрерывно звонили с фронта. Кузнецов считал до каждого орудия и до каждой сотни человек. Люди работали с огромным напряжением, к ним предъявлялись большие требования, хотя часто в невероятно грубой форме. Пишу это не для того, чтобы оправдать Кузнецова, а для того, чтобы показать, товарищ Сталин, что делается сейчас. В штабах, несмотря на усложняющуюся обстановку, наступило успокоение. Стали нормально, а то и больше спать и ничего не знать. Звонки почти прекратились. Руководство переведено, главным образом, на бумагу и поспевает в хвосте событиям. Положение на фронте перестаёт чувствоваться, а потом необоснованных хвастливых заявлений увеличивается. Если раньше даже действия разведывательных групп противника становились известными в ближайших штабах армий и фронта, то теперь, например, в ночь на 13-е августа 117-я дивизия, почти без причин, за ночь убежала с фронта на 30 километров, в результате чего противник занял Довск и Корму, что фронту стало известно об этом только в 11 часов утра. Штаб 21-й армии и не узнал о бегстве целой дивизии, если бы она не напёрла на штаб армии.