Москва-41

Каждый день шли бои. Каждый бой редко обходился без потерь. Потери, потери, потери. Не убитыми, так ранеными. Роты таяли, как апрельский снег. В сёлах и деревнях, которые заняла 33-я армия, в это время находилось много мужчин призывного возраста: кто-то вернулся домой из окружения, кто-то осел в сёлах и деревнях «зятьками» после минувшей осени, когда здесь были уничтожены, пле-йены и рассеяны десятки советских дивизий. Кроме того, в лесах активно действовали партизанские отряды и группы. 12 февраля командарм издал приказ, в котором говорилось: «1. В целях укомплектования частей за счёт красноармейцев, командиров и партизан, которые организованно укрывались в тылу противника и мобилизации местного населения в возрасте от 18 до 45 лет для укомплектования тыловых частей 113, 160 и 338 сд приказываю… на дивизионные комиссии возложить обязанности… отмобилизование лиц, пригодных для укомплектования частей и тылов…»

Тем не менее положение окружённых ухудшалось с каждым днём. Командарм бывал в дивизиях и полках, наблюдал за действиями своих передовых подразделений. Однажды в 160-й дивизии подошёл к полевой кухне и попросил повара налить ему в котелок солдатской похлёбки. Командарму подали ложку. Начал хлебать. И вдруг спросил повара:

— Почему похлёбка дёгтем пахнет?

Повар помялся-помялся и сказал, что заварена она на картофельных очистках. Туда же мелко нарезаны конские гужи.

— А что говорят солдаты? — спросил генерал.

— Солдаты довольны, — ответил повар.

Командарм дохлебал похлёбку и сказал:

— Ну, ничего, покончим с немцами и будем кормить людей, как положено.

Ефремов видел, что в лесах, где стояли в обороне роты его армии, и в тылах обломаны все макушки сосенок — люди жевали молодую хвою, чтобы хоть как-то поддержать слабеющий организм. Наблюдать за тем, как голод, нехватка боеприпасов, холода и угнетённая атмосфера блокады уничтожают его армию, командующему было невыносимо. А тут ещё сразу в нескольких дивизиях вспыхнул тиф. 19 февраля Ефремов обращается к Жукову с просьбой наладить переброску в окружённую группировку лыжных батальонов. Дело в том, что в эти дни партизаны лесными укромными дорогами сделали несколько поездок в Износки, вывезли некоторое количество раненых, а назад вернулись с продовольствием, боеприпасами, медикаментами и оружием. По этому же маршруту прибыл офицер связи от Жукова.

Жуков раздражённо ответил: «Мы не можем нормально питать вас, а вы предлагаете ещё подать к вам части. Это несерьёзно с вашей стороны. До тех пор, пока пути не будут открыты, части пройти не могут. Проход лыжников и пускать части — это две вещи разные». Жуков стоял на своём. На своём стоял и Ефремов.

Поражение — тяжёлое испытание для полководца. В это время, когда он окончательно осознаёт невозможность иного исхода, кроме гибельного, судьба посылает ему искушение бегством. Потом это можно назвать как угодно: эвакуацией, отступлением и т. д. Но поражения выявляют у полководца и сильные стороны его как полководческого дара, так и человеческого характера. Неизвестно, какие мысли и образы витали в его сознании в те дни, когда обстоятельства погружали его в размышления о судьбе армии и своей собственной судьбе. Вспоминал ли он толстовского капитана Тушина, до конца упорно стоявшего на своей позиции? Думал ли он о погибшем комкоре Петровском, который в августе минувшего года не выполнил его, Ефремова, приказ и не вылетел из окружённой группировки на самолёте?

У командарма было ещё несколько разговоров с комфронта. Во время одного из них, как вспоминает шифровальщик штаба лейтенант И. В. Якимов, «они перешли на мужской тон». После того разговора Ефремов, положив трубку, сказал: «Тебя бы сюда хотя бы на недельку…» Видимо, после этих переговоров с Жуковым Ефремов понял, что он остался со своими солдатами один на один с врагом. Начался период жестоких приказов. Вот один из них, датированный 19 февраля:

«4. Сегодня личной проверкой боевой готовности частей 338 сд убедился, насколько низка боевая дисциплина в этой дивизии.

Как можно допустить, чтобы боевое оружие, находившееся на огневых позициях, не было готово к открытию огня? Как можно допустить, чтобы командиры и комиссары частей и подразделений оставляли свои места в бою и уходили в тыл? Так преступно поступили командир 1138 сп — капитан Мысин и командир роты — младший лейтенант Солодов.

При наличии в подразделениях весьма ограниченного количества людей в 338 сд, в ближайших тылах можно увидеть очень многих бойцов, командиров и политработников вне боя, без дела. Даже парторганизация умудрилась в момент боя созвать партсобрание.

И неудивительно, что 17.2.1138 сп в панике отошёл от занимаемых позиций.

5. В 160 сд 18.2. имел место вопиющий факт дезертирства с поля боя командира миномётной батареи — лейтенанта Толмачёва и политрука Холстинникова, в результате чего брошенный ими на произвол судьбы отряд в составе 54 человек в неравном бою потерял 43 человека.