Москва-41

Сам командарм был уже в таком состоянии, что руководить ходом боя не мог физически. Последнее ранение оказалось тяжёлым. Пуля попала в седалищную кость, он не мог передвигаться, его приходилось нести. Он не мог стоять, сидел за сосной, когда автоматчики и стрелки, последние солдаты его армии, оставшиеся с ним до конца, отбивали атаки немецкого подразделения, блокировавшего их в сосняке. Так что, скорее всего, последним боем руководил некто, кого уцелевшие запомнили просто Капитаном. Неизвестный капитан. Безвестный герой последнего боя 33-й армии. Он, так же, как и капитан Тушин из «Войны и мира», честно и добросовестно исполнял свой долг, держась воинского устава, офицерской чести и человеческого долга. Бой был долгим, упорным. Немцы, не находя возможности приблизиться к окружённым, подвели миномёты и начали обстрел сосняка. Мины сделали своё дело. И вскоре цепь автоматчиков прошла по сосняку уже беспрепятственно. Автоматчики добивали уцелевших и раненых.

Из донесения штаба 4-й полевой армии вермахта: «Несколько безуспешных атак на участке Павлово. Огонь артиллерии (400 залпов) по северному участку 98 ад. С 14 по 16 апреля из состава 33-й русской армии было уничтожено 800 чел. И взято в плен 300 человек, в том числе 25 офицеров и 1 комиссар…»

Сам командарм, находясь в середине кольца, прислушиваясь к звукам боя, конечно же, понимал, что это — конец. Силы покидали его. Сказывалась тяжесть полученного ранения, потеря крови, общая усталость. Он понимал, что может наступить такая минута, когда он окажется в состоянии полной физической немощи и уже не сможет владеть собой. Нужно было успеть распорядиться последним, на что имеет право каждый офицер. Это он усвоил давно, ещё в самом начале своей военной карьеры, в Русской армии.

Левая рука, которая была вернее правой и которая никогда прежде его не подводила, теперь беспомощно висела на перевязи. Правой, ещё послушной, он достал из кобуры пистолет и приложил его холодный ствол к виску…

После гибели командарма работала комиссия — выясняли обстоятельства смерти. Опрашивали выживших, сверяли их свидетельства, сопоставляли факты. Подлинную картину последних минут жизни генерала Ефремова восстановить так и не удалось. Можно предположить, что среди прибившихся к группе Степченко — Мусланова были и те, кто до последней минуты был рядом с генералом. Почему они промолчали об этом? Причины могли быть разными. Ведь когда в группе Ефремова поняли, что он, командарм, магнит, который притягивает все несчастья в виде новых и новых заградзастав, мобильных групп автоматчиков преследования, многие стали уходить в лес. Кто-то шёл в разведку и не возвращался, кто-то ложился на снег и уползал в лес, когда колонна проходила вперёд, кто-то отбивался во время очередного боя, кто-то… впрочем, что теперь гадать.

В расположение партизанского полка особого назначения майора Жабо, по различным сведениям, вышли 670. Выход отдельных групп ефремовцев продолжался до самого лета. Известно, что 3 мая 1942 года в расположение 222-й сд, которая все эти месяцы держала оборону под Износками, находясь в составе восточной группировки 33-й армии, вышли семь человек. На начало апреля в 33-й армии, включая и госпиталя, числилось 11 500 человек. К 670 вышедшим надо добавить еще 230, прорвавшихся через линию фронта и вышедших в расположение 43-й и 33-й армий. Погибло и пленено, таким образом, примерно 10 600 человек. Правда, как впоследствии стало известно, многие из тех, кто попал в эту статистику, оказались в партизанских отрядах, кого-то спрятали местные жители.

Тело командарма Ефремова было похоронено немцами с отданием всех воинских почестей. Могилу копали военнопленные, которые в это время содержались в церкви села Слободки. Церемонией похорон руководил некий чин в немецкой форме, который хорошо говорил по-русски и переводил присутствовавшему на похоронах генералу. Местные жители называли его «господин Соломон». Кто это был, неизвестно. Возможно, бывший белогвардейский офицер, эмигрант, ловкий авантюрист Соломоновский. Деревенские жители всегда сокращают и упрощают имена и названия до удобопроизносимого минимума. Вот и получился из Соломоновского «господин Соломон».

Командир 19-й танковой дивизии генерал-майор Густав Шмидт[121], который, как можно предположить, и отдал распоряжение о торжественных похоронах, произнёс речь перед своими солдатами, которые были выстроены тут же, у могилы. Говорят, он сказал следующее: «Вы должны сражаться за Германию так же храбро и мужественно, как этот генерал за свою Россию!» Затем, через переводчика, немецкий генерал предложил сказать слово пленным. Пленных выгнали из церкви и тоже выстроили напротив. Вышел некий комиссар, или командир, и сказал, что это поражение Красной армии временное, что рано или поздно победа будет нашей. И стал в строй. Немцы назначили одного из местных жителей, чтобы тот ухаживал за могилой командарма.