Читаем Москва-41 полностью

В 1946 году прах М. Г. Ефремова перенесли в Вязьму, в город, который он так и не смог взять зимой 42-го года, генерал въехал на артиллерийском лафете. Погребение состоялось на старом Екатерининском кладбище.

Сталин приказал установить в Вязьме памятник. Конкурс проектов выиграл скульптор Е. В. Вучетич, который сам прошёл войну и тоже побывал в окружении. Должно быть, это прибавило монументу черты особой выразительности. Группа солдат с генералом в центре замерла в момент последнего боя. Говорят, что скульптурная композиция отлита из гильз, собранных в полях и лесах Смоленской, Московской и Калужской областей, где дралась 33-я армия…

ЧЕЛОВЕК ВОЙНЫ

Дмитрий Фёдорович Лавриненко,

старший лейтенант, командир танковой роты

1-й гвардейской танковой бригады 16-й армии

1

Судьбы героев первого периода Великой Отечественной войны, а в него вотпла и Битва за Москву, трагичны. Вот одна из них…

Шёл октябрь 1941 года. Вовсю гремел «Тайфун», кромсая войска Западного и Брянского фронтов железными клещами танковых и мотопехотных дивизий. Группа армий «Центр» охватывала Москву с севера и юга, мощно давила в центре, и падение столицы тогда во многих штабах по ту и другую линию фронта казалось делом времени.

На Серпуховском направлении, растянув свои войска в тонкую прерывистую ниточку, стояла 49-я армия генерал-лейтенанта И. Г. Захаркина[122]. Штаб армии непрерывно маневрировал случайными резервами, в основном группами только что вышедших из окружения и остатками разбитых частей, из которых едва удавалось сколотить то роту, то взвод, то артбатарею. Для сколько-нибудь серьёзного манёвра войск у Захаркина не было. По сути дела, не было и армии. Удар «Тайфуна» застал 49-ю армию в эшелонах. Осложнение обстановки в районе Киева подтолкнуло Ставку и Генштаб к сомнительному решению: с Вяземского участка фронта целую армию, одну из лучших, хорошо укомплектованную, в самый канун немецкого наступления на Москву погрузили в вагоны и направили на юг. Эшелоны попали под массированный удар авиации противника. Разгружались как попало и где попало, зачастую под огнём немецких танков и артиллерии. В районе Калуги оказалось полевое управление армии и несколько стрелковых и артиллерийских полков из разных дивизий. С боем была оставлена Калуга, почти без боя Алексин и Таруса. Остатками частей и подразделений заняли оборону по рекам Протва и Ока, прикрыв Серпухов, Лопасню и оседлав, таким образом, Симферопольское шоссе и участок Курской железной дороги. Стало очевидным, что с падением Серпухова немцы покатят по дорогам до Москвы уже без каких-либо значительных помех. Других войск, кроме охраны мостов и складов, за спиной у 49-й армии не было.

Накануне Сталин позвонил Захаркину, поинтересовался обстановкой и сказал: «Ни при каких обстоятельствах Серпухов врагу не сдавать». Только что назначенный на Западный фронт генерал армии Г. К. Жуков был более категоричен и конкретен: за сданные города — Калугу, Алексин и Тарусу — он обещал расстрелять Захаркина перед строем офицеров его штаба. После таких приказов Захаркину оставалось одно — стоять под Серпуховом насмерть.

На Серпуховском направлении наступали войска XIII армейского корпуса генерала пехоты Ганса-Густава Фельбера. К этому моменту немцы уже израсходовали свой наступательный ресурс. Из вышестоящих штабов в передовые части шли непрерывные приказы: атаковать, атаковать, пока русские не опомнились, но атаковать зачастую было уже некем и нечем. Да и русские уже опомнились.

В один из октябрьских дней, когда кризис в центре ещё не миновал, а в районе Серпухова, Высокиничей[123] и Кремёнок лихорадочно латали дыры, кое-как прикрывая большаки и просёлочные дороги в ожидании очередного давления немцев на этом направлении, в город вошли советские танки. Серпуховичи и комендатура воспрянули духом — уж теперь-то город устоит, есть кому постоять в обороне на Протве и Оке. Но танки пролязгали гусеницами по булыжным мостовым и ушли по дороге на Кубинку. Это были машины из 4-й танковой бригады полковника М. Е. Катукова[124], и шли они своим ходом на север, в распоряжение командующего 16-й армией генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского. Там, в районе Волоколамского шоссе, немцы предприняли прорыв, бросив в бой большое количество танков и пехоты.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное