Москва акунинская

Ташка такому совету удивилась — она, хитровская порода, разницы между приличными и похабными выражениями понимать не умела. Тогда он ей все матюгальные слова на листочке написал, чтоб запомнила. Ташка обхватила голову руками, стала повторять:………

Сенькины уши, приобыкшиеся к культурному или, еще лучше сказать, цивилизованному разговору, от этого прямо вяли».

Таких обитателей Хитровки можно назвать ее жертвами, а точнее, жертвами равнодушия властей. Но многие частные лица делали что могли, чтобы прийти на помощь тем, кого еще можно было спасти. Все в том же «Любовнике Смерти» мы находим историю о том, как Князь, который «раньше человеком был», обнаруживает крайнюю степень своего нравственного падения. Стремясь заслужить одобрение Смерти, он «лично отвозит» в «Марьинский приют, что для хитровских сирот» богатые подарки, однако, увидев, что это не склонило девушку стать его «марухой», учиняет в приюте резню и погром: «Ночью перелез через приютский забор, окно высадил, дверь в кладовку ихнюю выбил и давай крушить. Шоколад весь на пол высыпал, ногами утоптал. Полотно пером чуть не в нитки покромсал — носите на здоровьице. Бязь всю порезал. И еще покрутил, чего там у них было. Сторож на шум влез. Ты что, орет, гад, делаешь, сирот бездолишь! Ну, я и его пером прямо в сердце щекотнул… Навстречу сама мать Манефа, со свечкой. Ну, я и ее — так уж, заодно», — похваляется Князь.

Приют, о котором идет речь, был основан в 1879 г. Обществом призрения детей, просящих милостыню в Москве. Официально он назывался Александро-Мариинским.

Как велико было население Хитровки? Согласно переписи 1911 г., оно составляло ни много ни мало 5,5 тысячи человек, но, по данным полиции, в некоторые годы «хитрованцев» насчитывалось до 10 тысяч! «Двух- и трехэтажные дома вокруг площади все полны такими ночлежками, в которых ночевало и ютилось до десяти тысяч человек. Эти дома приносили огромный барыш домовладельцам. Каждый ночлежник платил пятак за ночь, а «номера» ходили по двугривенному. Под нижними нарами, поднятыми на аршин от пола, были логовища на двоих; они разделялись повешенной рогожей.

Пространство в аршин высоты и полтора аршина ширины между двумя рогожами и есть «нумер», где люди ночевали без всякой подстилки, кроме собственных отрепьев…

Дома, где помещались ночлежки, назывались по фамилии владельцев: Бунина, Румянцева, Степанова (потом Ярошенко) и Ромейко (потом Кулакова). В доме Румянцева были два трактира — «Пересыльный» и «Сибирь», а в доме Ярошенко — «Каторга». Названия, конечно, негласные, но у хитрованцев они были приняты. В «Пересыльном» собирались бездомники, нищие и барышники, в «Сибири» — степенью выше — воры, карманники и крупные скупщики краденого, а выше всех была «Каторга» — притон буйного и пьяного разврата, биржа воров и беглых. «Обратник», вернувшийся из Сибири или тюрьмы, не миновал этого места. Прибывший, если он действительно «деловой», встречался здесь с почетом. Его тотчас же «ставили на работу», — свидетельствовал Гиляровский. И далее: «Лицевой дом, выходивший узким концом на площадь, звали «Утюгом». Мрачнейший за ним ряд трехэтажных зловонных корпусов звался «Сухой овраг», а все вместе — «Свиной дом». Он принадлежал известному коллекционеру Свиньину. По нему и переулок назвали. Отсюда и кличка обитателей: «утюги» и «волки Сухого оврага».

Дом Ромейко, а впоследствии Кулакова, — в современной нумерации № 1/2 по Певческому переулку. Дом состоял из нескольких каменных корпусов, в которых разместились 64 ночлежки. Тот корпус, который был вписан в острый угол между Певческим и Петропавловским переулками, за свою конфигурацию был прозван «утюгом», корпуса, расположенные по Петропавловскому, — «Сухим оврагом», а в целом дом Ромейко носил прозвище «Свиной дом». Чтобы пояснить происхождение этого названия, нужно сделать небольшое историческое отступление. Вы помните, Певческий переулок одно время носил название Свиньинского. Это связано с тем, что в нем в конце XVIII в. поселились представители древнего дворянского рода Свиньиных. Их родоначальник получил прозвище Свинья вовсе не за антисанитарные привычки: он был первым, кто ввел в своей дружине тот тип построения, который историки называют тевтонским клином, любители ролевых игрушек — хирдом, а на Руси именовали свиньей. Забавная фамилия причиняла немало огорчений потомкам славного Свиньи: так, один из них запрещал подавать к своему столу свинину, другой за бороду стащил с амвона священника, неосмотрительно прочитавшего в его присутствии проповедь на тему «свиней, одержимых бесами». Гиляровский рассказывает о том из Свиньиных, который оставил свое имя «в наследство» «Свиному дому»: «В адресной книге Москвы за 1826 год в списке домовладельцев значится: «Свиньин, Павел Петрович, статский советник, по Певческому переулку, дом № 24, Мясницкой части, на углу Солянки».

Свиньин воспет Пушкиным: «Вот и Свиньин, Российский Жук». Свиньин был человек известный: писатель, коллекционер и владелец музея. Впоследствии город переименовал Певческий переулок в Свиньинский».