Москва алмазная

Вечер. В комнате горит яркий свет, а занавески плотно зашторены. Стол, вокруг которого мы стоим, раздвинут и покрыт газетами. На столе…

Нет, сумка лежит на полу, нераскрытая, рядом.

На столе бутылка армянского и четыре стакана.

– Ну, други, за здоровье Ивана Петровича Липранди, царствие ему небесное! – поднял стакан Андрей.

……………………………………………………………..

– … ах… ох… нормальный коньяк… ну и материт он сейчас нас в этом царствии, наверно…

– Губы помазали, и нету бутылки.

– Надо за второй бежать.

– Сначала посмотрим, что в сумке, а потом решим – бежать или не бежать.

– Клади ее на стол.

– Да уберите стаканы прежде…

Дзи-ип, проскрипела во всю длину открытая молния.

– Начнем! – Андрей покрутил руками, как хирург перед операцией.

Покрутил… и вынул какую-то тусклую полоску металла, размером с большую школьную линейку… еще такую же почти… еще две… Затем вытащил огромнейший фолиант в грязно-желтоватой металлической отделке… Другой такой же, размером чуть меньше… А это что за темно-синяя материя?

– Пиджак какой-то, – первым прервал тишину Анатолий.

– Камзол, – Андрей перевернул сумку и потряс ею в воздухе. – Все ребята, пусто. Поздравляю с удачей!

Мы молчали…

– Ты про это дерьмо? – наконец выговорил Миша.

– Ах, Мишенька! Слетал бы ты, действительно, за бутылкой! Только кроме армянского еще пару бутылочек шампанского возьми.

– Ты что, уже разобрался в этом хламе? – удивленно спросил я.

– Не до конца еще, конечно. Сними с письменного стола лампу и протяни сюда шнур. Больше света, как говаривал Гете!

Он подошел к настенной полке и вынул оттуда две лупы и ту штуковинку, которую обычно вставляют в глаз часовщики.

Однако сперва Андрей осторожно поднял вверх длинный камзол, осмотрел его и снова положил на край стола.

– Это главное, и это – потом. Садитесь вокруг и не мешайте.

Он взял в руки первую металлическую полоску и начал ее рассматривать просто под лампой.

– Так, здесь четыре камня… Видите эти темные стекляшки?

Мы видели уже округлые, выступавшие из металла полусферы, величиною с ноготь на большом пальце примерно.

– Здесь тоже четыре… значит, на двух других их должно быть по три… Правильно, три… и три.

– А ты на них через лупу, – вежливо посоветовал Михаил.

– Будет и через лупу. Только и без нее я сразу могу сказать, что это александриты, те, что по четыре. А те, что по три, сапфиры почти наверняка, они чуть поменьше будут, но очень даже крупные, тем не менее, кабошончики… Теперь отделкой Библий займемся… Тяжесть, однако. Оп-ля!.. Жемчуг не в счет… это тоже мелочь… но есть четыре изумруда. Видите, вертикальной линией идут по центру? – он провел по поверхности непонятно откуда взявшейся бархатной тряпочкой, и камни величиною побольше ногтя на мизинце зажглись зеленым, каким-то карамельным цветом. – По восемь карат здесь точно есть. А на второй у нас что?.. Рубины… четыре по краям, видите?

– Здоровые!

– Здоровые, Олег, очень здоровые. Теперь посмотрим их через лупу. Насколько они действительно здоровы.

– А что с ними может быть?

– Трещины. Качество, в смысле прозрачности и цветового наполнения – это работа долгая. Мне завтра на целый день хватит. Но сначала трещины. Есть трещинки и цена на них – вниз во много раз.

– Я этого процесса не выдержу. Прошу объявить мне потом окончательный результат! – заявил Миша. – Я пошел в магазин, давайте деньги.

…………………………………………………………………

Андрей отложил в сторону обе Библии и металлические полоски.

– Это оклад от иконы, чтобы вы знали.

– Уже догадались, – сказал Анатолий.

– М-да? А что у нас с камзолом, тоже догадались?… Как он вам, серебром шитый?

– А что нам с того серебра?

– Значит, не догадались. Серебро, действительно, ни при чем. А вот пуговички нам понадобятся. Видите, четыре по центру… и еще по одной на рукавах?

– Стекляшки тусклые?

– Тусклые, потому что я их тряпочкой не потер. А стекляшки, Толенька, граф Строганов не носил, обижаешь.

У меня на лбу вдруг выступила испарина.

– Неужели… неужели бриллианты, Андрей?!

– Молодец! Они самые. Была такая мода в Екатерининскую эпоху, среди самых богатых людей России, разумеется. И это, сам видишь, не кабошоны, а западноевропейская огранка. Тонкая… голландская, скорее всего, работа.

– Мама моя, сколько ж они тянут?

– Ты про караты, Толя, имеешь в виду? Между восемью и девятью, позже скажу точнее… Чего-то, ребят, я в туалет захотел. Пойду, расслаблюсь. Всё – в сумку назад, и стол освобождайте от газет.