Москва – Багдад

Увидев кивок мальчика, Раман с довольным видом потер ладони, как делают русские перед тем, как взяться за что-то приятное. Маленький страдалец улыбнулся и подумал, что все же в этом мире бродячих скотников, среди полудиких черных бедуинов с их страшными верованиями, есть и настоящие люди, несущие в себе древнюю культуру, не отстающие от времени. Эта мысль уменьшила отчаяние в его душе.

Появление Гордея в семье аптекаря уже через неделю после его выздоровления позволило Бар-Азизу уволить дорого стоящего ему помощника, хозяйничающего в аптеке во время его отъездов. Конечно, помощник в аптеке оставался не один — за чужим человеком всегда нужен глаз, поэтому с ним за стойкой стояла также жена аптекаря, но все равно это не гарантировало от нарушений. Но теперь у Рамана появился надежный человек, этот маленький лучик России, такой манящей, такой тихой и мягкой синей страны...

Раман улыбался, думая об этом, потому что был он из православных ассирийцев и очень любил Россию, как край бескорыстных богатырей, как страну правды и справедливости, обитель воскресшего Христа и Его воплощенных заветов.

Для работы и отдыха маленького хозяина в аптеке, как стали тут называть Гордея, Раман заказал искусным краснодеревщикам удобную мебель: мягкое кресло на колесиках, в котором тот мог бы и сидеть и перемещаться по залу; и в пару к нему — двухэтажный столик для занятий с книгами и приборами. Столик поставили справа от входа, напротив стойки и шкафов за нею, что было очень удобно, даже если хозяин был на месте. Гордей имел возможность наблюдать, что делается у аптечной стойки.

В спальню Гордея, устроенную из комнаты, где единственную счастливую ночь в Багдаде провел Дарий Глебович, поставили новую кровать европейского типа, шкаф с зеркалами, еще один рабочий стол, уголок для умывальных приборов, чайный возок.

***

Однажды, когда Гордей уже не первый год полноценно работал в аптеке Рамана, прибыли закупщики из России. Как забилось сердце юноши, когда еще с улицы он услышал оживленную русскую речь, долетающую через раскрытые окна! Первым его порывом было бежать туда, перехватить этих людей, узнать, кто они, и попытаться установить с ними более тесный контакт. Дальнейшего он не представлял.

Но пока он вставал из-за стола и разминал ноги, эти люди сами с шумом появились в дверях аптеки.

— Marhabaan, marhabaan! — закричал еще оттуда веселый русский юноша по-арабски. — Kayf 'asdaqayiy? Hal tahtaj almudafiein{12}? — и с распростертыми объятиями пошел к стойке.

— О, — оживился Раман и просиял лицом, — кого я вижу! — сказал он на очень плохом русском языке, но все же понять его слова можно было. — Мы сами обидим любого, да?!

— Петр Алексеевич! — закричал Гордей, мимо которого посетитель прошел, не взглянув направо и не заметив его. — Это вы?!

— Собственной персоной! — резко обернулся Моссаль к заговорившему. — Кто это тут из русских притаился? Выходи обниматься!

И Гордей кинулся ему на грудь с громкими рыданиями.

— Помните ли вы нас с папенькой? Как нам не повезло, как не повезло...

Когда первые страсти улеглись и все слезы были выплаканы, Раман пригласил гостей, Гордея и Василия Григорьевича на обед, устроенный для них в саду. И там Гордей обстоятельно рассказал Петру Алексеевичу обо всех своих горестях. Тот вздыхал и охал, всплескивал руками и все повторял: «Зачем же там сидел Пушкин? Боже мой!». И еще: «Так не бывает, это что-то невероятное!». А что он мог еще сказать?

— Это аромат судьбы, так папенька сказал, умирая. А мы его не учуяли... И теперь я тут застрял. Но я сильно хочу домой, Петр Алексеевич. Заберете меня с собой?

— Заберу! А у вас в Москве осталась родня?

— В Муроме у меня есть родной дядя. Там и наша дача находится, а при ней живет моя бывшая няня.

Как ни плохо Раман Бар-Азиз понимал русский язык, но смысл разговора уловил и изменился в лице:

— Не пущу! — закричал он зычно, страшно выпучив огнеметные глаза. — Выгоню всю гостю и покупателю, закрою аптеку, а эта мальчика от себя не пущу. Куда везти, в мороз, да?! Вот этим рука, — он протянул перед собой руки и покрутил ими, от волнения совсем путаясь в русских словах: — я собирал его снова и ходил по здоровья. Я его вторая мама и отца! Он — мой ребенка.

— Ну собирал и выхаживал, — засмеялся Моссаль. — Эка невидаль для доброго человека! Но неужели вы, уважаемый Раман, пойдете против меня, своего будущего зятя? Гордей ведь на родину просится. А родина для русского человека — превыше всего, вы должны это понимать и помнить.

И тут хитрый Раман изменил тактику.

— Я сама отвезу его родина, да! Не веришь? Отвезу, только пусть наша солнца лечит его, поправит костях, исцеляет ноги. Он там будет замерзат, болет и совсем помират... Я дам ему многа знать, денег дам, трав и корней, чтобы он купила аптека и всех на Москва лечиль. Даже своя умная дочка отдам! Она поможет. Но позже! Он еще слишка слаб. Не пущу на смерть! Скажи, Василь Григорий?!