Москва – Багдад

Гордей зажил в Багдаде двойственной или даже тройственной жизнью: то ли странно-сумбурной, то ли, наоборот, многообразной, пестрой в своих формах — потому что исконно славянское в ней смешалось с сугубо восточным, хотя он всегда соблюдал различия между ними, желая оставаться русским. Кроме того, на практически христианскую жизнь ассирийцев, роднившую Гордея с ними, довольно ощутимо влияли арабские бытовые традиции. Арабы, много веков назад заполонившее эту страну, одолеваемые своим мусульманством, пронизали ее своеобразными миазмами, которые не оставались незамеченными. Просто большая масса находящихся рядом чужих по крови и по духу людей, иначе пахнущих и по-другому думающих, вне связи с их намерениями, злокозненностью или праведностью, воспринималась как постоянный раздражитель, как плохая погода, как нечто вредящее здоровью. К этому нельзя было привыкнуть, но это приходилось терпеть, где-то в чем-то уступая ему.

Несколько иными были вокруг Гордея и сословные различия — сглаженными, не очень зависящими от богатства, больше учитывающими ум и навыки человека, его внутреннюю состоятельность. Например, тут ценились ремесленники всех видов, в том числе и посредники — как люди, умеющие решать вопросы, сражаться с проблемами, помогать в борьбе с бытом и неудобствами. Так что Гордей, воспитанный матерью, духовно близкой к народу и сострадающей ему, хорошо чувствовал себя среди простолюдинов, мастеровых людей, знающих и любящих свое дело.

Бывало, он серьезно изматывался на работе, уставал от контактов с людьми, от насыщенных бесед, от размышлений над сложными вопросами бытия, и нуждался в отдыхе, в отвлечении на что-то другое. Но на что? Русские, не в обиду им будь сказано, вообще не любящие угнетать свой дух чрезмерным напряжением ума, в подобных случаях выручали себя прогулками. Но ведь и на прогулках мозг не отключался! Мозг продолжал работать и усиливать состояние, от которого Гордею хотелось избавиться.

И тут однажды он вспомнил столяра из своего детства, меняющего в их московском доме оконные рамы и деревянные лестницы. Столяр был именитым, известным по своей части человеком, и выставил условие — от начала до конца работать на территории заказчика, а не в своей мастерской.

— Для обработки большого количества древесины, — объяснял он, — требуется место, коего в моей мастерской нет. Равно и транспорт требуется для перевозки готовых изделий к вашему дому. Опять же — затраты. Нет, господа хорошие, и вам дешевле, и мне удобнее расположиться у вас, как хотите. Да и быстрее оно будет.

С этими доводами родители Гордея согласились. Для нужд столяра была освобождена часть сарая и прилегающая часть двора. И работа закипела. Продолжалась она один летний сезон, но маленькому Гордею казалось, что это чудо длилось полжизни. Как же ему нравился запах древесины, ее покрученные тонкие стружки, теплые и чистые. Нравилось смотреть, как легко и ловко работал столяр. Он был похож на волшебника, который только прикасается к вещам, а те сами становятся такими, как надо. Зачарованный наблюдениями, Гордей мог часами гулять возле столяра, задавая ему довольно неглупые вопросы.

Барчук столяру нравился. Своей необыкновенной простотой, органично соединенной с достоинством, толковостью, умением сосредотачиваться, пониманием чужого труда — этим Гордей просто поражал столяра.

— Эх, барин, — садясь в тени грабов на перекур, говорил он, — из вас вышли бы люди. Да, редкий дар я в вас наблюдаю. Так и скажите родителям, что дед Матвей с большим удовольствием взял бы вас в подмастерья.

Вечером Гордей рассказывал об этом родителям, и они гладили его по голове и утверждали, что столяром быть хорошо, но доктором, лечащим людей от страшных болезней, — лучше. А главное благороднее. Последнее обстоятельство покоряло Гордея, рассматривающего благородство как призвание к высоким деяниям, и он соглашался с родителями.

— Что ж, — вздыхал по-взрослому, — буду расти доктором.

Известно, что воспоминания просто так не приходят, их вызывает здоровая природа человека, ища в них спасение для себя. Понявший вдруг это Гордей, прижившийся теперь на Востоке, поблагодарил Бога за подсказку и попробовал столярничать. И у него все получалось! Работая, в воображении он видел руки деда Матвея, держащие инструмент, его позу у станка, расставленные для устойчивости ноги, расправленные плечи. И это необыкновенно помогало! Это служило почти что наглядными уроками, как будто старик специально наведывался сюда, в жаркий чужеродный Багдад, чтобы показать да подсказать Гордею что и как делать, чтобы помочь своему маленькому другу выжить. Эх, знал бы дед Матвей, где теперь хваленный им барчук оказался. Наверное, тот дед жив еще...