Москва – Багдад

После недолгих попыток Гордей понял, что надо браться за большую и ответственную работу, чтобы не игрушки это были, не пустая трата времени, а полезная деятельность, остающаяся на десятилетия. В итоге задумал построить речное судно для прогулок, чтобы для всей семьи там места хватало. Обидно ведь — его сад выходит прямо на берег Тигра. Как же не воспользоваться этим? Он верил — обладая определенными навыками в работе с деревом, настоящий мужчина может самостоятельно построить судно, проявив трудолюбие и настойчивость.

Строил, конечно, не сам — работал под наблюдением и с помощью знатоков. Но руки прикладывал — свои. Принципиально. И эта работа очень его успокаивала и отвлекала, давала возможность его уму спускаться на землю, обременяться зримыми задачами, проживать жизнь простого человека.

К моменту, когда родился сын Глеб, Гордей уже знал ассирийский язык, как родной. Как же его было не знать? Ведь это был священный арамейский язык, на котором говорил наш Бог Иисус Христос! И на нем продолжали говорить все ассирийцы, наверное, только ассирийцы — самые преданные Христовы наследники и последователи на всем востоке.

Знал и халдейский, один из диалектов арамейского, что был на него очень похож, а также иракский и вырождающийся курдский. Хотя, казалось бы, последний, утрачивающий категории рода и падежа, был просто интересной экзотикой, но это не так — многие курды являлись поставщиками сырья для аптечных складов и с ними приходилось иметь дело, а значит, приходилось понимать их. Эти языки выучились буквально поневоле, так как вне семьи приходилось каждодневно и подолгу общаться с многоязычным местным окружением. Впрочем, по этой же причине знал Гордей и турецкий — как ни странно, у него по работе были контакты и с турками.

Близким к арамейскому был также идиш, язык вездесущих иудеев, так что он буквально висел в воздухе и выучился сам собой из-за частых повседневных контактов на нем. Более того, Гордей знал даже язык персов — персидский, или фарси, — который был очень труден для произношения, но тем не менее он бытовал в багдадском окружения и его лучше было знать, чем не знать.

А если прибавить к этому списку русский язык и английский, незаметно выученный практически в совершенстве для контактов с европейцами, то всего в багаже Гордея оказалось девять языков, различающихся между собой то кардинально (например, русский и фарси), то в меньшей степени, как ассирийский и халдейский или как иракский и курдский.

Бывало, что для укрепления знаний в языках Гордей приглашал к себе кого-то из тех, кто ими владел, и подолгу с ним беседовал в саду, угощая фруктами, распивая чаи и развлекая своими рассказами о далекой синеокой России. При этом он подчеркивал, что заботится о том, чтобы люди на его новой родине знали о России, хранительнице Православия, много и правильно. Эти знания в будущем им обязательно помогут. В этом обещании не было преувеличения. Гости страшно гордились, что были приглашены на индивидуальную беседу, удостоены отдельного внимания, да еще по такой сокровенной теме, и совершенно не подозревали, что в данном случае роли их менялись: теперь знаменитый учитель Гордей был учеником, а они учителями.

Восток любит знания, а особенно ассирийцы, которые всегда помнили, что являются не только невольными осколками некогда великого народа, но родоначальниками других великих культур и лоном, в котором стало возможным появление Бога человеческого. Этим качеством ассирийцы отличались от других народов, менее искренних и более завистливых. Ассирийцы берегли и приумножали свои знания и умели ценить их в других. И чем более обширные знания демонстрировал человек, тем почтительнее они к нему относились. А настоящие учителя вызывали в них благоговейное отношение.

— Он ликом подобен Иисусу, — уходя от Гордея, говорили они друг другу.

— И мне так показалось, — отвечали на это. — Тот же рост, стройность, худощавость, благие черты лица... — добавляли в подтверждение сказанного.

— Та же мягкость взгляда и строгость рассуждений... Как нам повезло слушать этого человека, о котором будут помнить и после смерти.

— Не говори о таких вещах, наш учитель еще очень молод.

— Это праведная жизнь делает их похожими.

Знание множества языков можно было целиком отнести к восточной традиции в Гордеевом образе жизни. Собственно, как и внешнее обустройство этого образа — дом Гордея был разбит на две территории, на мужскую и женскую, и правила входа на них или запрета входа соблюдались обитателями дома неукоснительно.

Ну а дальше шли различия. Гордей не согласился оставлять сына на женской половине до его отрочества, а забрал к себе после достижения одного года.

— Представь себе, — с возмущением говорил он Зубову, — что личность человека формируется в возрасте от рождения до трех лет. И что, я при этом оставлю своего сына там, где нет веского мужского слова, нет русской речи и где властвует чуждый дух? Да никогда! Ты будешь заниматься с ним!

— Как скажете, Гордей Дарьевич, — ответствовал кроткий Зубов. — Я же для того и остался с вами, чтобы служить.