Москва – Багдад

И по своей воле впали они из намерений в деяния, в объятия алчности. Они совершили посягательство на то, что им не принадлежало, чего они не должны были касаться. Неважно, как названо в Библии то, что они присвоили. Пусть это будут плоды дерева познания добра и зла — это всего лишь символ, красивый символ украденного, придуманный составителями Святого Писания из снисходительности, чтобы облагородить их низкий порыв к владению чужим, запретным. Дескать... стремление к познанию все же не столь омерзительно, как вожделение к материальному обладанию.

Причем поступок первых людей был не просто воровством, они не просто украли плоды с дерева, это было бы еще полбеды. Можно украсть яблоко, но понимать, что дерево не принадлежит тебе. Нет, с первыми людьми случилось более страшное. Они стали считать и дерево и землю, на которой оно росло, — тоже своими, как и остальное, что было в Раю.

Откуда это следует? Из того что они не раскаялись в содеянном! Они больше не считали, что украли, а полагали, что взяли свое. И начали скрываться и менять свой облик. В самом же мире Рая, если не считать отделения первых людей от него, ничего не изменилось. Но это мир так считал, до поры до времени не ведающий о том, что творилось с первыми людьми.

А первые люди уже так не считали. С их точки зрения, в мире изменилось многое: во-первых, он потерял их, начавших смотреть на него со стороны; во-вторых, изменился и в оставшейся без них части.

И тут надо уточнить, в чем изменился мир. А вот в чем. До их воровства в мире все-все принадлежало им, первым людям, все было предназначено для их пользования и употребления, кроме запретного дерева, имеющего особый статус. Но после того как они нарушили этот особый статус и присвоили себе плоды запретного дерева, оно для них потеряло отличие от остального мира, как бы стало наравне с ним, одного с ним свойства, и на этой основе, по факту произошедшего, стало тоже собственностью первых людей. Для них тут больше не существовало запретов. Они отринули всякое табу!

А это уже было узурпаторством, посягательством на постоянное владение. Вот что совершили первые люди и за что мир лишил их во всех поколениях своей благосклонности, одобрения и поддержки, причем чем дальше по времени, тем сильнее это проявлялось.

И то сказать, наследники узурпаторов — не безупречны, а крепко грешны! Из поколения в поколение они только накапливают первородный грех, ведь никто из них не сказал: «Заберите назад украденное у вас и простите нас за разрушения, кои восстановить уже нельзя!». Нет, они продолжают делать вид, что владеют наследством своих преступных и презренных предков на законных основаниях. Разве это не предосудительно? Разве это не повод для вражды? Почему побежденные народы, у которых разорили и отобрали родину, исконные места обитания, должны удушаться своими обидами?

Вполне логично и естественно, что с годами отвращение к потомкам поработителей, захватчиков, разорителей только усиливается, что они приходят в мир — уже порочными и ненавидимыми.

Вот почему мир исторг первых людей из себя. Другими словами, поступил взаимным образом: по примеру самих же узурпаторов отстранился от них, отдалился, стал сам по себе, в своем существовании перестал учитывать их присутствие. Это была защитная акция, чтобы не начали первые люди идти дальше и присваивать другие плоды — теперь уже «от дерева жизни». Ведь захватчик, испытавший однажды вкус своего преступления, уже не остановится. Он будет разорять и грабить порабощенный народ до тех пор, пока не уничтожит его — пока не вкусит от дерева его жизни. Проще говоря, пока не истребит его прямо или косвенно. Такова природа носителей зла — не создателей, а потребителей.

Змей, насмехающийся над слабостями первых людей, не обманул их — поев плодов от запретного дерева, они действительно расширили свои знания. Если до этого им ведомо было только повсеместное и всеобъемлющее добро, то теперь познали они, что добро может быть направлено на них и от них, то есть производиться миром для их блага или производиться ими для блага мира. Ко второму они, охваченные алчностью, уже не стремились... Да они уже и способны не были на творение добра для мира, они потеряли в себе это райское качество.

И познали зло в виде отсутствия добра. Зло исходило от них. Скроенное по образцу добра, оно тоже было двояконаправленным. Но тут Гордею увиделось несколько странных особенностей, конечно, подсмотренных им в жизни, да из истории Эдема они следовали.

Первое: добро было естественным состоянием мира, поэтому никаких усилий для его делания прикладывать не требовалось — достаточно было не нарушать того, что есть, что создано Творцом. Любое подобное нарушение, содеянное по воле людей, а не самого мира, — это зло. Вот почему добро как будто не видится людьми, не ощущается, а зло, как только появляется, сразу же приносит страдания. Зло противоестественно и совершается исключительно по воле людей.