Москва – Багдад

Путешествовали в том же составе, за тем исключением, что к ним присоединился Раман, заразившийся общим энтузиазмом. Только легче им теперь было еще и потому что это была своя страна, и потому, что у них уже был опыт странствий.

— Бывал я во многих странах, даже в Индии и Египте, а вот по нашим развалинам не ездил, — грустно говорил Раман. — Думал, что развалины — это просто груда камней. Кому они нужны? И вот, вижу, что ошибался... Ну посмотрю, посмотрю...

— Надо нам было сначала по Вавилону поездить, потом уж в Иерусалим отправляться... — ворчал в ответ на это Зубов, скучая верхом на верблюде. — Как вспомню все тяготы... охо-хо... Надеюсь, тут не будет низких подземелий, где люди ползают по-пластунски, и лестниц, по которым спускаются только сидя, гуцыкаясь{16} по ступеням на заднем месте.

— Как получится, так и будет... — рассудил Глеб.

Хоть и не очень груженные были их животные, но путешественники не спешили, передвигались медленным шагом, дабы лучше рассмотреть окрестности. Поэтому в одну сторону шли три дня, да на месте оставались сутки.

Смотреть там, где некогда возвышалась Вавилонская башня, по сути было нечего — вокруг расстилались скалистые холмы, нагромождения каменных обломков на равнинах, увалы, поросшие растительностью, а под ними скрывались, или угадывались, древние развалины — тайны отшумевших тысячелетий... По сравнению с эпохой своего былого могущества Вавилон напоминал поверженного, заносимого пылью исполина. Но сам воздух! Сам воздух, вид Евфрата, свободно несущего свои воды в Персидский залив, и вид облаков, в которые два тысячелетия вонзалась тонкая оконечность Вавилонской башни, были пропитаны древностью, былой славой, войнами и вековыми затишьями, достижениями строителей и архитекторов.

— Вот здесь и была знаменитая Вавилонская башня, — рассказывал Гордей, — зиккурат, храм халдейский. Называли его Этеменанки, и входил он в огромный храмовый комплекс Эсагила, центр мирового жречества. Этеменанка состояла из семи ярусов, каждый из которых являлся храмом отдельного языческого божества. Верхний храм был виден за много верст от Вавилона и в свете солнца поражал путников поистине сказочным зрелищем. В этом храме находились ложе, кресло и стол, которыми якобы пользовался сам бог, когда приходил сюда отдохнуть.

— А какой именно бог? — спрашивал Глеб. — С какого яруса...

— Да-да, тут непонятно какой, — поспешил ответить Гордей. — Возможно, они по очереди туда приходили...

— Где же он тут стоял? — с озадаченной беспомощностью произнес Глеб, оглядываясь. — Вот бы узнать, да хоть камешек взять с его развалин на память.

— Камешек ты можешь взять любой, не ошибешься, — весомо сказал Раман, — он будет принадлежать по крайней мере Вавилону. А сам зиккурат... возможно опять восстановят.

— Тут, мой милый, — добавил Гордей, — бывали ученые, интересовались. В прошлом веке из Франции приезжал некий аббат... А в более позднее время датский ученый Карстен Нибура обнаружил именно в этом месте, где мы стоим, немало кирпичей с надписями. По итогам своей поездки он написал книгу «Описание путешествий в Аравию и соседние страны», которая стала учебником о Месопотамии для других ученых. А систематические исследования в Месопотамии начал англичанин Клавдий Рич, сотрудник Ост-Индской компании. Конечно, он рылся тут в целях грабежа и наживы, но дабы скрыть алчные мотивы, выдавал себя за приличного человека и публиковал научные статьи. Так некоторые исторические сведения проникли к людям. Придет время, мой дорогой, и тут будут работать настоящие археологи. Они откопают многие чудеса. Только... когда это будет. Да и разграблено отсюда уже много...

— Кстати, отец, моего русского дедушку звали Дарием, как и одного из ассирийских царей! Да?

Гордей грустновато улыбнулся, вспомнив отца.

— Некий учитель классических языков в Геттингене по фамилии Гротефенд побился в трактире о заклад, что прочитает старинные надписи.

— И прочел?

— Да, прочел. Это были имена персидских царей — Гистаспа, Дария, Ксеркса. Так что Дарий І, известный истории, был персидским царем, мой друг.

— Жаль...

— Но он немало прославился! — вскрикнул Гордей. — Он оставил нам, потомкам, надпись на Бехистунской скале, так называемый Розеттский камень ассириологии. Эта надпись частично уже прочитана. Вот так.

— Правда? И что там?

— Надпись составлена на трех языках — эламском, древнеперсидском и вавилонском. В ней царь описал, как пришел к власти, победив и казнив десятерых соперников: «Я, Дарий, великий царь, царь царей, царь Персии, царь сатрапий, сын Гистаспа, внук Арсама, Ахеменид... из древности мы происходим, издревле наш род был царским...» и так далее. Хвастался, коротко говоря.

Глеб весело рассмеялся.

— Я еще кое-что хотел подчеркнуть, друзья, — озадачено сказал Гордей. — Не знаю, понравится ли вам с Раманом это.

— О чем?

— О вашей родословной. Видите ли, вы не совсем ассирийцы, хоть и общаетесь тесно с ними...

— А кто же мы? — вскинул кустистые брови Раман. — Мы христиане, ассирийцы.