Москва – Багдад

Верблюжьего ходу, к которому у них уже имелась приспособленность, в одну сторону было с полмесяца, во всяком случае таковыми получались предварительные расчеты. Опять пришлось бы брать с собой все то, с чем они ездили в Палестину, несмотря на пролегание пути по издревле обжитым местам, где можно было найти и кров и еду. Но после некоторых раздумий решили добираться водным путем, на одномачтовом парусном судне, принадлежавшем Гордею. Правда, раньше они не пробовали совершать на нем многодневные прогулки, использовали только для кратковременного отдыха на воде. Но что мешало бы им путешествовать кратковременно в каждом дне? Все равно это было бы гораздо быстрее, чем идти с верблюдами.

Судно было проверенным и что называется притертым к использованию. Достаточно внушительные его размеры, около двадцати шести футов (около 8-ми метров) в длину и десяти футов (3,0 метра) в ширину, позволили устроить на нем и отдельные каюты, и один вместительный салон со спальными местами. Были здесь также и удобства, камбуз и гальюн. Так что оно представляло собой плавучее жилище, обслуживаемое экипажем из шести человек. Путешествие на нем к Персидскому заливу должно было быть быстрым и не очень утомительным.

На том и порешили.

Спускались по извивистому, капризному Тигру, хотя им надо было попасть к холму Мугейр на правом берегу Евфрата, на котором как раз и был в древние времена расположен Ур Халдейский. Но эти подробности пути они решили корректировать на месте.

— Какое странное название реки — Тигр, — докапывался Глеб, участвующий в обсуждении маршрута.

— Ты меня радуешь, мой милый, ибо это только для русского уха странное созвучие. Для местных жителей название реки вовсе не напоминает хищника. А вообще, река Тигр течет по благодатным землям Месопотамии и является одной из двух великих рек, в бассейнах которых зародилась древнейшая человеческая цивилизация. Вторая — река Евфрат. Так что нам будет на что посмотреть. Причем смотреть надо будет внимательно!

Действительно, путешествие по реке забрало всего три дня времени и восхитило наших героев. Сидя у бортов, они рассматривали уходящие в горизонт берега, ловили рыбу, а потом разделывали ее и готовили для приготовления пищи. А что может быть вкуснее свежей рыбы или навара из нее, да еще на свежем воздухе? На камбузе верховодил Зубов, которому не было равных в вопросах рыбной кулинарии.

Места, куда они прибыли, встретили их не очень приветливо. Во-первых, с трудом нашли верблюда, хозяин которого не хотел браться за столь мелкую работу.

— У меня три верблюда, — кричал охочий до денег араб. — Или я пойду караваном, или совсем не пойду. Я не позволю другим верблюдам простаивать!

Расстояния там были небольшие, и наши путешественники вполне могли бы пройти их пешком, им так даже интереснее было бы. Верблюд был нужен только для Гордея. Но пришлось соглашаться с арабом и находить использование для всех животных.

— Садись, Глеб, на своего коня, — смеялся Василий Григорьевич. — Не идти же нам рядом с незагруженными животными, им на смех.

Во-вторых, как ни странно, этот их проводник плохо знал свое дело, путался с дорогой, вел их не туда, потом возвращался. И все объяснял тем, что ему не приходилось выполнять столь глупое задание — крутиться на пятачке суши между четырьмя берегами двух рек.

— Какой такой холм Мугейр? — бубнил он себе под нос.

— Это древнее название, — терпеливо объяснял ему Глеб.

— У нас никто не знает такого... Езжай туда, езжай сюда... А верблюды не любят воды, они пески любят, пустыню...

— Это несколькими верстами южнее города Насирия, если ты знаешь этот новый город, — уточнил Василий Григорьевич.

— Ах, туда... — мотнул головой араб и после этого прекратил бухтеть.

Пока проводник успокаивался, крутясь на пятачке территории, где Тигр и Евфрат сходились ближе всего и откуда после переправки на плотах еще и через Евфрат совсем немного оставалось пройти до нужного места, Василий Григорьевич отвлекал Гордея от явно охватывающего его раздражения.

— Эх, друг мой любезный, Гордей Дарьевич, нам путешествовать надо было в молодые годы. Так вы тогда не горели желанием. Лодку эту выстругивали. А сейчас что-то жара меня донимает, даже в эту не самую жаркую пору... — и он вытирал лицо платками, откинув бедуинские накидки, без которых им бы и вовсе пришлось горячо — вернее невыносимо.

— Мне раньше незачем было путешествовать.

— Почему так? Живее ведь все воспринималось, ярче.

— В отношении вас, достопочтенный учитель, оно, может, и так, а касаемо меня — иначе. С тех пор, как случилось это... багдадское происшествие, я даже по траве боялся ходить, цветы рвать не решался — так дорожил жизнью, так боялся навредить себе. Куда там было путешествовать?! Да и праздный интерес покинул меня. Все больше я живу по необходимости. И работаю так, и мир познаю... Без сердечного удовольствия.

— А что же теперь изменилось? Казалось бы, только сил меньше стало.