Москва дворянских гнезд. Красота и слава великого города, пережившего лихолетья

Рядом с Яньковой в начале прошлого века жил князь Хованский, театрал и поэт, державший шута Ивана Савельевича, известного всем москвичам своими чудачествами. Он изображался на лубочных картинках того времени – в женской юбке и шитом мундире, наряде, в котором не раз появлялся на гуляниях под Новинским. Этот Савельич на старости лет, после смерти хозяина, растузился, торгуя вразнос: нажил капиталец и приобрел собственный дом.

И в соседнем доме проживала, также попавшая в хроники, карлица-шутиха Матрешка, принадлежавшая графине Е.Ф. Орловой. Она садилась у ограды – насурмленная и в бальном платье – и хватала прохожих, требуя, чтобы с ней целовались. Рассказывают, что однажды, когда по Пречистенке проезжал Александр I со свитой, она громко приветствовала его по-французски: «Бонжур, мон шер!» Высланному к ней царем адъютанту она нашлась ответить: «Я орловская дура Матрешка!» – и будто бы получила за это от царя сто рублей на румяна. Подобные рассказы ярко рисуют московские нравы тех времен.

На противоположной стороне улицы тянулась ограда обширного парка с вековыми деревьями усадьбы Толмачева. Ныне там огромный доходный дом. Однако парк был вырублен по особому случаю, еще задолго до постройки дома. Австрийский посол князь Эстергази, приехавший в Москву на коронацию Александра II, снял дом Толмачева, чтобы дать в нем бал. Однако помещение оказалось тесным, и владелец разрешил вырубить сад для устройства шатра… за 15 000 рублей!

Широко известен не раз воспроизводившийся в разных изданиях эстамп начала XIX века, изображающий выезд пожарной команды Пречистенской части: дроги с бочками и рогатым насосом, тележки с пожарными, украшенными воинственного вида касками, скачущие во весь опор тонконогие кони, глазеющие вокруг обыватели и неизбежные на старинных гравюрах лающие псы – все это очень старательно выписано художником, имя которого осталось неизвестным. Воспроизведен и пейзаж улицы. Мы узнаем на эстампе дошедшее до нас здание Пожарного управления, мало перестроенное, но лишенное венчавшей его прежде каланчи. А рядом с «пожаркой», ближе к углу Мертвого переулка, видны колонны обширного барского дома – не дошедшего до нас. Он принадлежал генералу Алексею Петровичу Ермолову, знаменитому участнику Отечественной войны, герою Бородина и Кульма, бывшему в опале при Александре за резкую оппозицию иностранному засилью при дворе и у Николая – за независимый нрав и смелые суждения. Его наместничество на Кавказе было средством держать его подальше от столиц.

Пречистенская пожарная часть в начале XIX века

Известно о дружеских отношениях Ермолова со многими декабристами, о надеждах, возлагаемых некоторыми из них на поддержку им восстания; как будто подтверждены факты предупреждения Ермоловым Грибоедова о предстоящем обыске, сочувственного его внимания к сосланным на Кавказ разжалованным офицерам, он высоко ценил Пушкина, однако подлинное лицо этого недюжинного русского человека, талантливого и умного, честолюбивого и властного, мне кажется еще не вполне раскрытым.

Дом Ермолова на Пречистенке строил Казаков, которому приписывают авторство и упомянутого здания Пожарного управления. Некогда оно также принадлежало родственникам Ермолова, но уже в 1835 году его приобрела казна, и отведено оно было под пожарное депо. В те времена пожарное депо было чем-то вроде показательной мастерской, где изготовляли нужный инвентарь и обучали присылаемых из губерний пожарных.

Тут кстати вспомнить, что «регулирование уличного движения» – не порождение автомобильного века. С быстрой ездой по городу боролись и предшественники современного ГАИ, однако методами, от которых приуныли бы наши автомобилисты, подчас сетующие на прокол в книжечке или полученную в обмен на полноценный рубль бесполезную квитанцию. В дореформенной Москве пожарные обозы укомплектовывались отчасти за счет лошадей, конфискованных у владельцев за быструю езду по улицам. Замечу, однако, что мера эта, отдающая духом павловских распоряжений (вроде приказа всем, попадающимся ему навстречу, в любую погоду и грязь выходить из экипажа для поклона или реверанса по придворному этикету или запрещения носить «круглые шляпы», олицетворяющие тлетворное влияние якобинцев), – «архаровская» эта мера довольно скоро изжилась сама собой. Как, впрочем, и монополия московского депо на изготовление пожарного инвентаря. Пооткрывались частные мастерские, из провинции стали присылать меньше рабочих, и депо сделалось пожарной командой Пречистенской части.

Под той же крышей помещалась и полицейская часть, в которой в 1834 году недолго находился под арестом Герцен, вскоре переведенный оттуда на гауптвахту Крутицких казарм.