Выявить преступный сговор группы мертвых авангардистов с наскока не вышло, а больше идей у нас пока не было. Я свернул на другую тему, послушал немного про жизнь забытого читателями и официозом Крученых, взял бесплатную брошюрку об экспозиции и грядущих выставках музея. На прощанье мы посмотрели пару минут фильма «Броненосец „Потемкин“», взяли телефон Ивановны на случай важных искусствоведческих дискуссий и снова нырнули в московские сумерки.
* * *
На следующий день я отправился в книжный при музее «Гараж» и купил там столько книг про авангард, что мне подарили карту постоянного посетителя. Я все же намеревался понять, чем связаны авторы пострадавших экспонатов.
Агата тем временем стала собирать все «авангардные» новости последних лет, пытаясь выявить какие-то события, к которым могли быть привязаны действия преступника. Список был длинен, но самые громкие новости, откопанные ей, звучали так:
– Ранее неизвестные металлические своды авторства Шухова обнаружены в складском помещении в Екатеринбурге, специалисты думают над вариантом реставрации;
– Новый небоскреб в Москва-Сити назвали в честь Татлина;
– В Пушкинском музее с километровыми очередями прошла выставка Кандинского;
– Филармонии по всей стране широко отметили юбилей Стравинского, обсуждалось празднование ста пятидесяти лет со дня его рождения на федеральном уровне;
– В Москву из Аргентины привезли и перезахоронили прах поэта Дениса Южного;
– Мариинка заявила о подготовке к постановке нескольких балетов Дягилева;
– В Иваново варварски сломали несколько конструктивистских зданий, находящихся под охраной государства.
Как и в случае с нашим шерстяным другом, напавшим на Кочеткова, какой-то схемы среди этих разношерстных событий не проглядывалось.
Я купил домой большую магнитную доску и разлиновал ее на секции с пострадавшими: Ларионовым, Родченко, Бурлюком и далее по списку. И стал изучать, обложившись купленными книгами, их биографии, временами консультируясь с Викториной Ивановной, похоже, скучающей на работе и радостной, что у нее появился такой ученик. Довольно скоро вся доска покрылась бесконечными разноцветными пересекающимися линиями, отмечающими, в каком творческом союзе кто состоял. Агата, как-то зашедшая ко мне домой, расхохоталась и сказала, что я похож на «этого, из „Игр разума“», и долго расспрашивала, а что я, собственно, хочу найти и кому вменить уничтожение экспонатов.
* * *
Это было время, когда все потекло как-то само по себе. Да, у нас было два дела, одно очень важное, другое курьезное, но как подступиться к ним, мы не знали и часто прокрастинировали, дуракаваляли, иногда пересекались вечером на кофе и обсуждали наши догадки. Я корпел над книжками, узнавал бесполезные факты из биографий мертвых людей и чертил линии на доске, а Агата копалась в интернете и обходила пострадавшие музеи, беседовала с хранителями, но везде картина напоминала инцидент в «Верблюдоводстве», только никто не попался на камеру.
Астрономически зима уже перевалила через экватор, но, как часто водится в столице, самые лютые морозы только заряжали. В феврале днем опускалось до минус тридцати, и мы передвигались по городу короткими перебежками: от с трудом заведшейся машины к дверям офиса, от вестибюля метро до ближайшего кафе или забегаловки. Я купил домой ставший дефицитным обогреватель по двойной рыночной цене, а Агата призналась, что спала в пижаме под одеялом и двумя пледами.
И даже в такую погоду мы продолжали встречаться вечерами за кофе и обсуждать работу, а часто и не только: иногда она рассказывала о себе больше, поэтому я радовался, когда Агата появлялась с покрасневшим от холода носом и долго выпутывалась из шарфов, свитеров и платков, снимая их с себя, как листья капусты. Этой зимой мы почему-то часто бывали в индийских местах, и я выучил слова «тандури», «самоса» и «масала». Масала-чай с молоком и специями, впрочем, казался мне дрянью, а вот остренькое в такие морозы было как нельзя кстати.
Как-то раз за поеданием чикен карри и тхали у нас случился экзистенциальный разговор.
– Барченко, скажи, ради чего ты все это делаешь?
– Что «все»?
– Министерство. Из архивов перевелся на более опасную работу. Так упорно роешь дела.
– А ты не упорно роешь?
– Я тебя спросила.
– Мне кажется, мы об этом уже начинали говорить. Ты опять травмы друг друга хочешь обсудить?
– То есть ты просто зарываешься в работе от проблем?
Я начал немного выходить из себя. Что хочет-то?
– Можно и так сказать. А еще я действительно люблю этот город и даже некоторых жителей. Этих обычных москвичей, что не подозревают, что у них под носом. Тех, кто вечно бежит по делам, стоит в пробках, женится, заводит собак, врет и ворует (их меньше), обсуждает новые рестораны и сериалы, ссорится и мирится… А вот чего ты хочешь?
– Альтруист, значит?
Я защитно сложил руки на груди.
– Капельку. Почему ты спрашиваешь? Почему ты здесь?
– А я выбирала? Меня за руку привели. Я все чаще задумываюсь о том, что судьбу мы не выбираем. И что все циклично. Вот ты же можешь теоретически из министерства уволиться?
– Могу.