На мой взгляд, для такого построения оснований нет. В приведенном летописном сообщении сопоставляются период мира (когда великий князь княжит «в кротости и в тихости») с «нынешним» военным временем, то есть «нынеча» в данном контексте относится к словам «нас выдаешь царю и татаром», а не к деепричастным оборотам «сам разгневив царя, выходу ему не платив»; последние представляют собой пояснение, что Иван сам виноват в сложившейся «ныне» ситуации, а не указание, что именно «нынеча» не выплачен выход (при расстановке запятых, в средневековом тексте отсутствующих, одну из них следует ставить после слова «нынеча»). Далее, В. Д. Назаров не попытался объяснить, чем вызвана столь существенная (девятый год неуплаты выхода вместо второго) «неточность» Вологодско-Пермской летописи. Данная летопись относится к числу созданных современниками событий 70-х гг., и достоверность ее рассказа о событиях 1480 г. в той части, где повествуется про переговоры Ахмата с Иваном, сомнений не вызывает{883}
.Обмен с Ордой посольствами не может автоматически свидетельствовать о выплате выхода: к примеру, в 1480 г., когда Ахмат пребывал на Угре (и возможность откупиться выходом напрашивалась, тем более что в Москве серьезно колебались по поводу способности противостоять хану), к нему был отправлен посол Иван Товарков с дарами, но не с выходом{884}
. Известия о посольствах середины 70-х гг. не содержат ни прямых, ни косвенных данных о выплате выхода; напротив, некоторые содержащиеся в них детали говорят скорее в пользу обратного{885}. 7 июля 1474 г. вместе с послом Ахмата в Москву вернулся посол Ивана III Никифор Басенков{886}. По-видимому, он был отправлен в Орду в 1473 г. и стал первым послом, побывавшим там после конфликта 1472 г. В рассказе о «стоянии на Угре» Софийской II и Львовской летописей про посольство Басенкова вспоминается следующее: «Тъй бо Микыфоръ был в Орд!» и многу алафу (дары. — А. Г.) татаромъ дасть отъ себе; того ради любляше его царь и князи его»{887}. Известно, что дары, в том числе и подаваемые послами «от себя», строго регламентировались в Москве перед отправкой посольства{888}; следовательно, Басенкову было предписано произвести особо щедрые раздачи, которые надолго запомнились хану и его окружению. Если думать, что он при этом отвозил еще и выход, такая щедрость выглядит не вполне логично: в ситуации, когда военный успех был на стороне Москвы, отправка на следующий год выхода выглядит максимальной уступкой, и добавлять к нему еще и особо многочисленные дары было бы излишне. Можно, правда, допустить, что дополнительные подарки призваны были заставить хана не гневаться за оказанное ему военное сопротивление. Но если в 70-е гг. XV в. в Москве сохранялась столь высокая степень пиетета к правителю Большой Орды (летописные рассказы о войне 1472 г., как было видно, обнаруживают совсем иное), то что могло побудить отказаться от уплаты выхода в 1479 г., когда Орда временно усилилась (Ахмату удалось привести в зависимость Астраханское ханство{889})? Вероятнее предположить, что богатые дары хану и его приближенным, привезенные посольством Басенкова, должны были сгладить факт неуплаты выхода (за 1471 и 1472 гг.). Вместе с Басенковым в Москву прибыл посол Ахмата Кара-Кучюк, «а с ним множество татаръ пословых было 6 сот, коих кормили, а гостей с коньми и со иным товаром было 3 тысячи и двѣстѣ, а коней продажных было с ними боле 40 тысяч, и иного товару много»{890}. Относительная многочисленность официального посольства и невиданная — его «торговой части» производят впечатление сочетания демонстрации силы и одновременно расположения. 19 августа того же года Иван III отпустил Кара-Кучюка вместе с новым своим послом Дмитрием Лазаревым{891}. Получил ли Ахматов посол выход? Очень сомнительно. 21 октября 1475 г. Лазарев «прибежал из Орды»{892}, следовательно, отношения начали вновь обостряться; возможно, дело в том, что Лазареву уже не удалось, подобно Басенкову, задобрить хана одними подарками и он оказался в таком положении, что вынужден был бежать. 11 июля 1476 г. в Москву прибыл посол Ахмата Бочюка, «зовя великого князя ко царю в Орду, а с ним татаринов 50, а гостей с ним с конми и с товаром всякым с полшеста ста»{893}.