4) «Турецкого царя вольная грамота некоему русину» (С — л. 403 об. -404; М — л. 785 об. — 786 об.; Ч — л. 226 об. — 227; П — л. 134–134 об.).
5) Запись об измене казанских князей в 1549 г. Ивану VI, их посольстве в Крым и перехваченных ярлыках, с текстом одного из посланий{1055}
(С — л. 404 об. — 406; М — л. 786–788 об.; Ч — л. 227–227 об.; П — л. 135–136 об.).6) Ярлык хана Узбека митрополиту Петру (С — л. 406–409 об.; М — л. 789–795 об.; П — л. 136–140 об.{1056}
).Кроме указанных, есть близкий к ним по составу сборник: ГИМ. Собр. Забелина. № 419 (в 4°, 60-х годов XVI в.{1057}
, далее — 3). Он является дефектным (утрачены некоторые листы): в нем содержится только часть указанного комплекса документов, текст начинается на л. 94, с концовки «грамоты некоему русину», и обрывается с окончанием л. 95 на середине послания казанских князей крымскому хану. Запись об измене казанских князей с последующим текстом их письма в Крым помечена в рукописи номером 76 (os). Тексты за номерами с 70 по 75 не сохранились (кроме части «грамоты некоему русину», которая должна была идти под номером 75), а номером 69 помечено «Сказание о святой горе Афонской» (находится в конце сборника, нал. 117–153){1058}. В списках П, М, С и Ч между «Сказанием» и записью об измене казанских князей расположено всего четыре текста — ярлык Ахмата, шертная грамота Исмаила, речь Михаила Гарабурды к Мухаммед-Гирею и «вольная грамота некоему русину», в то время как в списке 3 их было шесть. Следовательно, в нем содержались ярлык Ахмата и последующие памятники, а также еще два текста, которые не вошли в сборники сходного состава XVII столетия. Таким образом, существовал список ярлыка 60-х годов XVI в., причем в сопровождении тех же памятников, что и дошедшие до нас списки. Суждения о возможном сочинении ярлыка Ахмата в XVII в. должны быть отвергнуты.Запись об измене казанских князей и шертная грамота Исмаила имеют даты 1549 и 1557 гг. — очень близкие ко времени написания сборника 3 (скорее всего, он был создан в начале 60-х годов XVI в., вскоре после того, как в Москву было привезено «Сказание о святой горе Афонской»{1059}
). Известно и время появления в России документа, помещенного вслед за шертной грамотой Исмаила, — речи Михаила Гарабурды к Мухаммед-Гирею (имевшей целью побудить наследника крымского престола организовать поход на «Московскую землю»). Ее текст сохранился также в посольской книге по связям с Польшей и Литвой, где он помещен следом за письмом Сигизмунда II Девлет-Гирею: оба документа в апреле 1562 г. были отправлены Иваном IV королю с пояснением, что грамота короля хану и речи Михаила Гарабурды к калге (наследнику престола) были захвачены воеводой Даниилом Адашевым при нападении на литовских гонцов у переправы через Днепр{1060}. Михаил Гарабурда был в Крыму в 1559 г.{1061}, в том же году совершил свой днепровско-крымский поход Д. Адашев{1062}. Таким образом, рассматриваемый комплекс документов был составлен вскоре после доставки в Москву как минимум трех из них — шертной грамоты Исмаила, речи Михаила Гарабурды и письма казанских князей в Крым{1063}.В связи с этим особого внимания заслуживает факт непосредственного соседства ярлыка Ахмата с шертной грамотой Исмаила. Этот документ, сохранившийся также в посольской книге по связям с Ногайской Ордой, занимает важное место в истории московско-ногайских отношений: в нем быт впервые зафиксирован статус Ногайской Орды как младшего по рангу партнера по отношению к Российскому государству{1064}
. Примечательно, что в сборниках, где шертная грамота помещена рядом с ярлыком Ахмата, присутствует другой ее перевод, отличный от того, который представлен в посольской книге{1065}. Соседство этих двух текстов{1066} заставляет вспомнить ряд обстоятельств.Ногайский князь (бий) Исмаил был сыном Мусы, который вместе со своим младшим братом Ямгурчеем и сибирским ханом Ибаком (Ибрахимом) в январе 1481 г. напал близ Азова на становище Ахмата, двумя месяцами ранее ушедшего от Угры. Ахмат в результате погиб: по одним сведениям, его убил Ибак, по другим — Ямгурчей{1067}
. Тот факт, что в рукописных сборниках ярлык Ахмата имеет вполне определенную привязку к шертной грамоте сына Мусы Исмаила, появившейся через 76 лет после этих событий, позволяет предположить, что ярлык оказался в России одновременно с шертью.