Скорее всего, это послание Ахмат отправить не успел. Начиная с 1474 г. перипетии отношений с Ордой Ахмата подробно фиксируются — в великокняжеском летописании и в посольской книге по связям с Крымским ханством{1068}
, но сведения о прибытии в Москву зимой 1480–1481 гг. посольства из нее отсутствуют. Между тем ярлыки доставлялись исключительно ханскими послами (послы публично зачитывали их перед князьями){1069}. Если послание в конце 1480 г. было написано (что несомненно{1070}), но не попало тогда на Русь, остается предположить, что оно было захвачено в «белой веже царевой Ахматовой» ногаями во время январского 1481 г. нападения. Потом ярлык хранили в семье Мусы, а когда в 1557 г. Исмаилу понадобилось выразить свою лояльность московскому царю, этот документ (или сделанная в Ногайской Орде его копия) был отослан в Москву вместе с послом Петром Совиным, везшим шертную грамоту. В ситуации 1557 г. ногайскому бию было выгодно напомнить о помощи Москве против общего врага, о том, какую услугу оказал отец Исмаила деду Ивана. Ярлык служил превосходной иллюстрацией к словам шерти: «и за один с тобою недруга стояти, и пособляти какъ нам можно».Если до 1557 г. ярлык Ахмата находился вне Руси, то временной промежуток между его доставкой и наиболее ранними имеющимися списками составит лишь полвека с небольшим, а с учетом списка 3, в котором текст ярлыка первоначально, несомненно, присутствовал, — всего несколько лет. Перевод ярлыка вместе с отличающимся от имеющегося в посольской книге переводом шертной грамоты Исмаила был сделан, следовательно, вероятнее всего, вскоре после доставки в Москву обоих этих текстов. Есть, таким образом, основания полагать, что подборка текстов, касающихся отношений с «постордынскими» государствами, в сборнике 3 включала в себя первую фиксацию перевода ярлыка. Скорее всего, именно сборник 3, составленный, судя по его содержанию, человеком, близким к митрополичьей кафедре и имевшим связи при царском дворе (коль скоро он имел доступ к перехваченным документам дипломатической переписки Крымского ханства и Польско-Литовского государства с Крымом и имел право включить их тексты в свою рукопись), послужил оригиналом, к которому восходят другие сохранившиеся списки сборников сходного состава.
Нелогичные в ситуации после «стояния на Угре» отсылки в тексте ярлыка к победе над Крымским ханством 1476 г. и разорению Алексина 1472 г. можно было бы объяснить обстоятельствами написания послания, тем, что, взбешенный неудачей, Ахмат постарался припомнить все, что могло говорить в пользу его могущества{1071}
. Однако отказаться от предложения о том, что первоначально существовало три послания Ахмата — 1472,1476 и 1480 гг., — мешает одно обстоятельство.Если в списках П, М, С и Ч ярлык Ахмата следует сразу за «Сказанием о святой горе Афонской», то в списке 3 ситуация иная: «Сказание» помечено номером 69, а запись об измене казанских князей — 76. Следовательно, «вольная грамота некоему русину», от которой сохранилась концовка, стояла под номером 75, речь Михаила Гарабурды к Мухаммед-Гирею, скорее всего, под номером 74, шертная грамота Исмаила — 73 и ярлык Ахмата — 72. Остаются еще два текста, вероятнее всего располагавшиеся между «Сказанием о святой горе Афонской» и ярлыком Ахмата и помеченные номерами 70 и 71. Поскольку эти тексты находились в окружении памятников «восточной тематики»{1072}
, резонно предположить, что они тоже были с ней связаны. Не были ли это два более ранних послания Ахмата Ивану III (в отличие от ярлыка 1480 г., дошедшие до адресата{1073}), включенные в 3 (благодаря связям его составителя с высшими светскими властями{1074}) по причине их принадлежности тому же автору, что и ярлык, привезенный в 1557 г.? Послание 1472 г. могло включать в основной части (после обязательного для ярлыков начального обращения хана к нижестоящему в иерархии правителей адресату — «Ахматово слово ко Ивану») текст: «А крепкия по лесом пути твои есмя видѣли и водския броды есмя по рекам сметили{1075}. Меж дорог яз один город наѣхол, тому ся так и стало. А Даньяра бы еси царевичя оттоле свелъ{1076}, а толко не сведешь, и яз, его ищучи, и тебе найду». В послании 1476 г. речь могла идти о победе над Крымским ханством: «Ведомо да есть: кто нам был недруг, что стал на моемъ царствѣ копытом{1077}, и азъ на его царствѣ стал всѣми четырьми копыты; и того Богъ убил своим копиемъ, дѣти ся того по Ордамъ розбежали; четыре Карачи в Крыму ся от меня отсидели. А вам ся есмя государи учинили от Саина царя сабелным концемъ». При составлении на основе 3 протографа сходных с ним сборников XVII в., в которых доныне сохранился текст ярлыка, эти короткие послания могли быть включены в текст более пространного письма 1480 г.{1078}, из-за чего в данных сборниках и имеется на два текста меньше, чем в З{1079}.